Прямо сейчас, вот только что, вышла новая книжка Lea David, авторки замечательной и нетривиальной 'The Past Can't Heal Us' - называется новая книжка 'A Victim's Shoe, a Broken Watch, and Marbles: Desire Objects and Human Rights'. В прошлой книге она проблематизировала категорию moral remembrance, и это был новый взгляд на старый материал, важным образом его "взрыхливший". Здесь она вводит категорию 'desire objects', и в рецензиях пишут, что это снова попытка нового подхода к давно известному. В любом случае интересующимся memory studies это необходимо читать.
https://cup.columbia.edu/book/a-victims-shoe-a-broken-watch-and-marbles/9780231217743
Они потянули свои гнусные ручонки к Соловецкому камню, это они зря. На мертвых зря они поперли. Живые у нас в основном тихие и забитые, живых обижать в порядке вещей, а вот с мертвыми шутки плохи. Идти против мертвых - выход преступников за пределы законов социальных и моральных и заход на территорию законов метафизических. Их этой шушере не одолеть. У Льюиса в «Мерзейшей мощи» это называлось «обрушить на себя небо». Недавно проходили это, когда тело Навального матери не хотели отдавать, но нет, не понимают. Ну им же хуже.
Читать полностью…Я привык уже, что книжка давно живет своей жизнью, ее название стало мемом, а описанное в ней общим знанием, но все равно приятно вот на такие случаи натыкаться. Значит, книжка стала перегноем, умерла чтобы жить, это мечта любого автора.
Мемориал делает серию публикаций про фильмы разных стран о трудном прошлом, и тут два из трех фильмов из главы НП про Аргентину, а третий вышел уже после публикации книги. Все три очень рекомендую! /channel/memorialsociety/9340
В качестве члена жюри номинации "ПолитПросвет" не могу не поделиться ссылкой на трансляцию церемонии вручения премий "Просветителя" этого года. Начало в 20:00 по Москве и 18:00 по Берлину.
Читать полностью…Я, кажется, не писал здесь о том, что "Макс Хавелар" Мультатули был впервые опубликован в полноценном русском переводе в издательстве "Симпозиум" только в прошлом году. Мультатули - литературный псевдоним Эдуарда Дауэса Деккера, а полное название романа "Макс Хавелар, или Кофейные аукционы Нидерландского торгового общества", вышел он в 1860 году. "Макс Хавелар" - самое знаменитое произведение нидерландской литературы и одновременно первое антиколониальное сочинение, ставшее родоначальником огромной традиции и до сих пор ключевой текст при разговоре о нидерландском колониализме и его преодолении.
А еще это очень крутой пример "практической литературы", он был рассчитан на провоцирование общественной дискуссии и вызвал ее, в результате чего колониальная политика натурально была пересмотрена уже при жизни автора. Что называется, почувствуйте разницу: это как если бы издание "Путешествия из Петербурга в Москву" Радищева не было бы уничтожено властями сразу после публикации, автору смертный приговор не был бы заменен на ссылку в Сибирь на 6 лет - а началась бы реформа крепостного права.
В советское время роман несколько раз выходил по-русски, потому что это борьба за свободу нидерландского крестьянства от рабовладельцев-империалистов, но в сильно купированном виде и без надлежащего аппарата. Новый перевод сделан профессиональными специалистами по нидерландскому языку и литературе из СпбГУ - Екатериной Векшиной, Екатериной Торицыной, Ириной Бассиной и Ириной Михайловой.
Издание существует только в бумажном виде, тираж небольшой. На сайте "Симпозиума" уже все распродано, а в Лабиринте есть. А еще есть внезапно в амстердамском Pegasus'e.
И еще одно неочевидное наблюдение, пришедшее мен в голову при чтении материалов про латиноамериканские транзиты. У переходного правосудия во всем регионе есть общая логика развития, состоящая из двух фаз. На первой скорее фиксируются формальные политические изменения, это время договоров, компромиссов, амнистий, о масштабном привлечении виновных к ответственности речь всерьез не идет, и только на второй, когда политические изменения закреплены и общество чувствует свою силу, а "бывшие" свою слабость, то есть по прошествии значительного времени, дело доходит до привлечения к ответственности всерьез.
Так вот, лозунг-слоган-формула "Nunca mas" он же "Никогда снова" используется именно на первой фазе. То есть когда инструменты/институты еще не работают и надо их важность всем понятно объяснять, ну и прошлое еще недавнее и свежо в памяти. А когда все это начинает работать, уже в таких лозунгах необходимости особенной нет.
А вот российский Джошуа Оппенхаймер тем временем продолжает свою работу -- и нуждается в нашей поддержке!
/channel/KARAGODINorg/3808
Как выяснилось, The Act of Killing - часть дилогии, и у фильма есть продолжение, The Look of Silence (2014). Оппенхаймер провел в Индонезии 10 лет, над "Убийством" работал долгие годы и в процессе работы познакомился с семьями людей, убитых интервьюируемыми чуваками. Но в "Убийство" он жертв решил не включать, чтобы не размывать специфическую торжествующую монологичность фильма. И вот этому посвящен второй фильм. Главный герой, Ади Рукун (тоже очень кинематографичный, хотя не настолько, как Анвар), брат человека, убитого 40 с лишним лет назад, работает окулистом, приходит подбирать очки к убийцам своего брата и разговаривает с ними. Они довольно охотно рассказывают о своих подвигах, он задает им все более неприятные вопросы, некоторым прямо говорит, что они убили его брата, - они елозят, он на них молча смотрит, камера снимает это долгими планами. Это и есть the look of silence. Вместе с метафорой улучшения зрения выходит довольно сильно. Оппенхаймер снимал материал для второго фильма до выхода "Убийства", понимая, что после у него не будет возможности работать в Индонезии.
Отдельная линия - родители Ади, его отцу и матери, кажется, за 100 лет (Ади они родили поздно, после убийства старшего, он рожден как бы взамен его и это придает его миссии особый смысл), мать рассказывает об убийстве сына, боится за младшего. Самая долгая сцена, и самая, возможно, сильная, как мать моет отца. Он настолько стар, что похож на младенца, и это купание - поразительный образ космического материнства.
Содержательно фильм, наверное, важнее и глубже "Убийства", там это сплошной макабр, а здесь вполне понятная история про палачей и жертв. Но, кажется, неслучайно именно "Убийство" стало культурынм феноменом. Да, встречи происходят, да, убийцам неловко, они пытаются юлить и оправдываться, а некоторые даже пытаются извиняться. И moral resentment даже отчасти этим зрелищем удовлетворяется, но все же очень отчасти. Ведь по существу-то ничего не меняется: палачи и их семьи остаются безнаказанными и при власти, жертвы продолжают жить в страхе, в разговорах с ними Ади приходится скрывать свои whereabouts, а после сьемок он с семьей вынужден был переехать в другую часть Индонезии. И в этом смысле именно "Акт убийства", при всей своей макабричности, рисует адекватную картину происходящего.
В одной из сцен Ади спрашивает представителя местной власти, 40 лет назад руководившего убийствами, каково жить в окружении людей, чьих родных ты убил, и управлять ими. Он отвечает - ну так они же голосуют за меня, у нас демократия, не нравился бы я им, они бы не голосовали. Важно быть близко к людям, встречаться с ними, жить их интересами. А ты, кстати, многовато вопросов задаешь - ты хочешь, чтобы та резня повторилась? Не хочешь, ну и сиди спокойно. Отличная сценка про гибридные режимы и illiberal democracies 🙃
В общем, наверное, как феномен первый фильм сильнее, но смотреть нужно оба, и Оппенхаймер совершенно невероятный чувак. Отдельно впечатляют темпы его работы - дилогия снималась не меньше 10 лет. Кстати после паузы в 10 лет он сейчас снял впервые игровое кино - The End, "апокалиптический мюзикл" с Тильдой Суинтон.
9 ноября! Многократная судьбоносная дата немецкой истории (der Schicksalstag) - в этот день в 1918 году была провозглашена Веймарская республика, пять лет спустя, в 09.11.1923 году, произошел неудачный “пивной путч” Гитлера в Мюнхене, а уже после его прихода к власти 9 ноября 1938 превратилась в “Хрустальную ночь Рейха”, началом открытых преследований евреев нацистским режимом. И наконец, 9 ноября 1989 года пала Берлинская стена.
Прилагаю фотографию одного из моих любимейших политических фотографов Германии, Вольфганга Бельвинкеля, у него дар находить необычные кадры поворотных моментов и передавать ощущение события в пространстве, в прошлой жизни я с ним выпускал фотоальбом о Нейпьидо.
Из тг-канала Мемориала: дайджест пяти журналистских публикаций (в том числе российских региональных СМИ), приуроченных к "Возвращению имен", в том числе о том, как сегодня проходит акция в России.
"Черта", Syg.ma, "Окно", "В лесах", "Говорит Немосква".
/channel/memorialsociety/9175
"В мире спорят, можно ли в самом деле провести различие между немецким народом и силами, которые им сегодня правят, и способна ли Германия вообще по-настоящему влиться в новую, усовершенствованную в социальном отношении, основанную на мире и справедливости систему отношений между народами, которая должна родиться из этой войны. Если меня поставят перед этими вопросами, я отвечу так.
Я признаю: то, что называют национал-социализмом, имеет давние корни в немецкой жизни. Это вирулентная — опасная и заразная — форма вырождения тех идей, которые таили в себе зерно смертельной порчи, но были отнюдь не чужды уже и старой доброй Германии, несшей культуру и образование. Там они жили на широкую ногу, назывались «романтизмом» и содержали в себе немало чарующего для мира. Можно, пожалуй, сказать, что они одичали и деградировали, и даже были обречены на одичание, коль скоро они пали до гитлеровского уровня. Вместе с исключительной приспособленностью Германии к эпохе техники они образовали сегодня гремучую смесь, угрожающую всей цивилизации. Да, история немецкого национализма и расизма, на излете которой мы видим национал-социализм — долгая и скверная история: она простирается далеко в прошлое, поначалу она интересна, но затем становится все пошлей и безобразней. Но спутать эту историю с историей самого немецкого духа и поставить между ними знак равенства было бы вопиющим пессимизмом и ошибкой, которая может стать опасной для установления мира. Иностранцам я отвечаю так: я в достаточной мере верю в добро и люблю отечество, чтобы рассчитывать на долгое историческое дыхание Германии — той, которую любят они, Германии Дюрера и Баха, Гёте и Бетховена. Другая же находится при издыхании: ее нынешняя торопливая одышка никак не свидетельствует о силе легких. Она отжила свое или находится действительно в состоянии доживания, накануне смерти — в «третьем рейхе», который как разоблачение идеи через ее реализацию представляет собой нечто неслыханное и действительно смертельное.
И именно это дает основание для надежды. Она зиждется на том факте, что национал-социализм, это политическое исполнение идей, по крайней мере, полтора столетия будораживших немецкое общество и немецкую интеллигенцию, является какой-то крайностью, чем-то сугубо эксцентричным в политическом и моральном плане, экспериментом запредельной аморальности и брутальности, который невозможно ни превзойти, ни повторить. Всякая человечность выброшена за борт; вместо нее — бешеная ярость ко всему, что связывает и цивилизует людей; отчаянное насилие над всеми ценностями и сокровищами души, которые были вообще-то важны не в последнюю очередь и для немцев; создание тотального государства войны на службе у расового мифа и ради подчинения мира… Больше уже некуда, дальше зайти нельзя. Если этот эксперимент провалится — а он обязан провалиться, поскольку человечеству невозможно предложить окончательную победу этого, — тогда немецкий национализм, самый опасный из всех что были, поскольку он является технизированным мистицизмом, действительно сгорит дотла, и Германия будет принуждена — скажем лучше: ей будет позволено — пойти в совсем другом направлении. Мир нуждается в Германии, но Германия тоже нуждается в нем, и, поскольку она не сможет сделать его «немецким», ей придется впустить его в себя, к чему она всегда, с любовью и симпатией, была привычна. Она будет считать себя обязанной вернуться к тем традициям, что сегодня отступили в глубокую тень, но не менее национальны, чем те, пагубность которых стала столь очевидной. Эти традиции облегчат ей задачу соединиться с миром, в котором свобода и справедливость присутствуют настолько, насколько это дано человечеству в нынешний час его существования".
В Издательстве Ивана Лимбаха вышли, впервые в русском переводе Игоря Эбаноидзе, радиовыступления Томаса Манна 1941-45 гг.
https://gorky.media/reviews/neuzheli-na-veka-patologicheski-podlyj-rezhim-pod-kotorym-vy-zhivete-i-voyuete/
Началась трансляция Возвращения имен, будет идти весь день. Подключайтесь онлайн и приходите читать в своих городах.
📹Ссылка на трансляцию
🙏Поддержать Возвращение имен
#возвращениеимен #29октября #october29
Отвечаем на вопросы — где в России можно прочитать имена 29 октября?
В преддверии Дня памяти жертв политических репрессий мы делимся локацией и краткой историей некоторых мемориалов, посвященных жертвам советского террора. Каждый год 29–30 октября люди в разных регионах страны приносят цветы к местному памятнику. Наши подписчики задали нам вопросы про некоторые отдельные города и регионы — Белгород, Волгоград, Воронеж, Иркутскую область, Карелию, Кемеровскую область, Новосибирск и Петербург. В ответ мы подготовили карточки, в которых немного рассказали о местных мемориалах жертвам государственного террора.
Но это, конечно, лишь малая часть всех мест памяти, связанных с историей политических репрессий. Список всех мемориалов вы можете посмотреть, например, на сайте Сахаровского центра — но стоит сказать, что в последние годы некоторые из них, к сожалению, были уничтожены.
#мемориактивизм #возвращениеимен #29октября #october29
И еще про Нидерланды. На прошлой неделе аж двое моих знакомых голландцев, прочитавших "Неудобное прошлое" по-немецки (возможно, это примерно все ее читатели в этой небольшой стране) прислали мне ссылку на интервью историка Мартина Боссенбрука одной из главных здешних газет NRС.
Босенбрук респектабельный историк, автор хороших книг по истории Англо-бурских войн (буры были выходцами из Нидерландов) и войны за независимость Индонезии. Название интервью звучит очень провокационно "Время поставить точку в дискуссии о наследии рабства" ("Het wordt tijd om een punt te zetten achter de discussie over het slavernijverleden") - в общем, "хватит вопрошить прошлое". Но только говорит это человек, на этом прошлом специализирующийся.
Повод для интервью - выход небольшой полемической книжки Боссенбрука, в которой он сравнивает работу с трудным прошлым в 12 странах (понятно, почему мне шлют ссылки на это интервью, правда?) и на основе этого сравнения делает вывод, что излишнее копание в травмах не лучше, чем молчание о них. Боссенбрук делит спорящих о нидерландском колониальном прошлом два лагеря - "бьющие себя в грудь" и "кающиеся". Первые - по-нашему, патриоты, желающие гордиться прошлым и нападающие на тех, кто подвергает сомнению поводы для такой гордости. По-местному, это правые, которые тут недавно одержали пиррову победу на выборах. Вторые - те, кто сосредотачивается исключительно на преступлениях прошлого и требует покаяния и признания ответственности. Здесь это большинство местной академии и интеллектуальный мейнстрим, преподаватели, студенты, активисты. Боссенбрук говорит, что не правы и те и другие. Каяться конечно правильно, но нужно знать меру. В противном случае разбуженный "кающимися" ресентимент приводит обиженных на выборы и они выбирают ультраправых - что для демократии не лучше, чем отказ признавать преступления.
Интервью (и книжка) вызвало огромную дискуссию, в NRС уже несколько колонок по этому поводу, его обсуждают даже на голландском Реддите. Я купил книжку и пытаюсь как-то в нее заглядывать. Глава про Россию довольно поверхностная, там про имперское прошлое, Пригожина, Дугина и Храм Вооруженных Сил - но, кажется, его задача тут - развенчать иллюзии местных правых о России как "доброй империи", мирно и органически сложившейся.
Буду стараться читать книжку и, может быть, смогу как-то поучаствовать в дискуссии.
Сегодня, когда страсти немного улеглись, можно говорить о том, что вчерашнее заявление Валерия Фадеева про Соловецкий камень было очередным тестированием общественного мнения - как было уже неоднократно с возвращением на Лубянку Феликса, переименованием Волгограда и проч. Ну вот ОВД-Инфо собрали результаты теста, я там в компании уважаемых Оксаны Матиевской и Сергея Давидиса.
Мой комментарий:
Заявление главы СПЧ, на мой взгляд, даже на фоне многочисленных пробивающих морально-юридическое дно выступлений представителей российской власти поражает своей откровенностью. По его словам, акции у Соловецкого камня — это «как бы упрек» сотрудникам ФСБ, и, чтобы щадить чувства таких ранимых сотрудников Лубянки, камень следовало бы перенести. Фактически он говорит: напоминание о преступлениях, которые совершили НКВД, МГБ, КГБ, неприятно сегодняшним сотрудникам ФСБ, потому что они мыслят себя продолжателями того же самого дела.
Кажется, такое противоречие должно бы решаться оргвыводами в адрес этих сотрудников и их ведомства и переносом в другое место не мемориала, а офиса спецслужб (в здании которого, по-хорошему, должен был бы располагаться музей истории советского политического террора), но — ничуть не бывало.
Помнится, сравнительно недавно, в 2019 году, [акцию] «Возвращение имен» на Лубянке открывала уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова — она и сегодня занимает эту должность, между прочим, генерал-майор полиции. В присутствии, кстати, того же Фадеева [открывала]. Она говорила тогда, цитирую по ТАСС, что «нужно находить мужество для того, чтобы осуществить государственное покаяние за те злодеяния, которые были осуществлены органами власти в годы репрессий… И это всегда назидание другим поколениям, молодым сотрудникам правоохранительных органов, что никогда неправда и отступление от закона и совести не проходит даром».
То есть в 2019 году омбудсмен и генерал МВД признает, что камень, служащий напоминанием сотрудникам о преступлениях их коллег и призывом не отступать от закона и совести, — это хорошо и правильно, а в 2024 году этот же призыв для них невыносим. Что это, если не признание открытым текстом, что «неправда и отступление от закона и совести» снова неотъемлемы от обязанностей российских сотрудников правоохранительных органов?
Память о мертвых и о преступлениях прошлого — очень важная и тонкая вещь. При обсуждении концепции государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий в 2015 году об этом много говорилось. Прославление Сталина и других палачей, глумление над памятью о жертвах не просто дурно с моральной точки зрения — это провоцирует социальную напряженность в обществе, сказывается на поддержке власти и доверию государству и его институтам.
Если государство решается плевать на эти вещи и оскорблять память невинно им убитых (а вандализация табличек «Последнего адреса», захоронений в Сандармохе и осквернение других мест памяти о советском государственном терроре, набирающие силу в последние два года, — это именно оскорбление памяти жертв), значит, государство откровенно сваливается в террор. В общем, не новость. Но это уже очень похоже на официальную декларацию.
Предложение убрать мемориал убитым, потому что их память смущает наследников палачей, снять таблички, напоминающие о невинно убитых, потому что они мешают горожанам радоваться жизни и любить вождей, — это глумление над мертвыми и заход на территорию уже метафизическую.
Социальные законы призваны уравновешивать самочиние. Оставаясь в их рамках, мы можем контролировать хаос. Выходя за их пределы и поднимая руку на законы метафизические, на память о невинно убитых, мы лишаем себя защиты конвенциональных законов и рискуем обрушить на себя небо, как говорил английский писатель и богослов Клайв Льюис. Когда власти колонии, где был убит Алексей Навальный, с санкции властей страны отказывались выдавать матери его тело, в соцсетях цитировали «Антигону» Софокла, трагедию о том, что, отказывая в почтении умершим, правитель навлекает на себя кары не человеческие, а божественные.
Глава СПЧ выступил за перенос Соловецкого камня, потому что памятник репрессированным — «упрек» сотрудникам ФСБ
По мнению Валерия Фадеева, памятник жертвам политических репрессий сегодня стал местом для политических акций. Это «как бы упрек тем людям, которые сидят в здании [ФСБ] на Лубянке». Поэтому мемориал нужно перенести, заявил глава Совета по правам человека в интервью РБК.
«Власть откликнулась, проявила антисталинистский характер и создала памятник по требованию этих людей. Но люди фактически проводят не акцию памяти, а акцию против сотрудников здания на Лубянке — ФСБ, КГБ, НКВД. Они говорят: „Мы здесь, мы все помним, а вы такие же“», — заявил Фадеев.
«Вот вы идете по этому прекрасному городу [Москве], и на каждом здании таблички. Тут репрессированы одни, тут другие репрессированы. Но ведь в этом великолепном городе и в этих зданиях не только репрессированные и убитые люди жили. Давайте повесим табличку, что тут жила учительница, которую любил весь микрорайон. И вот тут жил токарь седьмого разряда», — предложил Фадеев.Читать полностью…
❗️ ОБЪЯВЛЕНЫ ЛАУРЕАТЫ ПРЕМИЙ ДМИТРИЯ ЗИМИНА «ПРОСВЕТИТЕЛЬ»
Лучшими научно-популярными книгами этого сезона признаны:
🏆 «ПРОСВЕТИТЕЛЬ»
▪️ «Естественные и точные науки»
Мария Кондратова
«Кривое зеркало жизни. Главные мифы о раке, и что современная наука думает о них» @alpinanonfiction
▪️ «Гуманитарные науки»
Иван Курилла
«Американцы и все остальные: истоки и смысл внешней политики США» @alpinaru
🏆 СПЕЦНАГРАДА «ПОЛИТПРОСВЕТ»
Антон Долин*
«Плохие русские. Кино от "Брата" до "Слова пацана"» @meduzalive**
Также жюри отдельно отметило книгу коллектива авторов под редакцией А. Ю. Даниэля «Энциклопедия диссидентства: СССР, 1956–1989» @nlobooks @polniypc* @toposmemoru*
🏆 «ПРОСВЕТИТЕЛЬ.ПЕРЕВОД»
▪️ «Естественные и точные науки»
Стюарт Ричи
«Наукообразная чушь. Разоблачение мошенничества, предвзятости, недобросовестности и хайпа в науке» @corpusbooks
перевод Алены Якименко
редактор — Екатерина Владимирская
▪️ «Гуманитарные науки»
Стивен Уокер
«Первый: новая история Гагарина и космической гонки» @alpinanonfiction
⠀
перевод Натальи Лисовой
редакторы: Игорь Лисов, Вячеслав Ионов
*внесены Минюстом РФ в реестр иноагентов
**внесена Минюстом РФ в реестр нежелательных организаций
#лауреат
Немецкий перевод "Неудобного прошлого" переиздало в виде пэйпербека (или покетбука) Федеральное агентство гражданского образования - Bundeszentrale für politische Bildung (bpb). Для просвещения юношества и сущей популяризации. Говорят, это успех.
Жаль конечно, что ни на какие другие языки переводов не случилось и уже вряд ли случится. Но немецкий в данном случае конечно основной, так сказать муттершпрахе Vergangenheitsbewaltigung'a.
На обложке таблички Последнего адреса, это безусловно точнее соответствует содержанию, чем рябой черт на обложке первого зуркамповского издания (хотя оно красивое), да и вообще приятно и для читателя просветительно.
В Музее истории ГУЛАГа обнаружена «вентиляционная шахта метро»
Директор Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина Елизавета Лихачева в интервью BFM:
— Насколько мне известно, все предписания выполнялись, все проверки проводились, и тут неожиданно резко приняли решение о закрытии музея под соусом того, что в музее находится вентиляционная шахта московского метро. Ну, очевидно же, она вчера там появилась, поэтому надо было срочно этот вопрос решать. И парк, который был открыт в прошлом году, тоже ей страшно стал мешать вдруг неожиданно. В общем, я сделаю вывод, что это глупость. Говоря словами товарища Сталина: «Глупость, граничащая с преступлением».Читать полностью…
Люди, которые принимали решение о закрытии музея под таким, мягко говоря, странным предлогом, не понимают, что они делают. Здесь проблема очень простая, на первый взгляд, особенно людям, которые называют себя патриотами, кажется, что обсуждение темы сталинских репрессий, осуждение их льет воду на мельницу наших врагов. На самом деле это не так. Мы, только мы можем говорить о своем прошлом, только мы можем его каким-то образом изучать, трактовать. И в этом смысле московский музей ГУЛАГа — одна из самых выдающихся и авторитетных институций в стране.
Fun fact о том как все связано: готовя лекцию про переходное правосудие в Латинской Америке обнаружил, что одним из обстоятельств, способствовавших учреждению Римского статута в 1998 г - и учреждения в 2002 году Международного уголовного суда в Гааге как имплементации этого решения, - была не-выдача Пиночета из Лондона в 1998 году.
А еще все три примера экстрадиции бывших глав государств в их страны для суда и последующего заключения тоже латиноамериканские: Альберто Фухимори (Перу) в 2007 г из Чили, Мануэль Норьега (Панама) в 2017 г из Франции, Рикардо Мартинелли (Панама) в 2018 г из США
Вчера, рекламируя материал о дереабилитациях на BBC, я написал, что "при активном интересе к теме в последние месяцы, насколько я знаю, никто [кроме авторов материала] до сих пор собственно дела изучить не попытался". Мне написали, что по крайней мере один такой пример есть. Олег Новоселов из Екатеринбурга разбирает архивные дела репрессированных в Свердловске и Свердловской области и пишет об этом в канале Репрессии в Свердловске (@repressiisverdlovsk). В частности он пишет о людях, чьи дела рассматривались на предмет дереабилитации. А вот тут можно прочесть интервью с ним. Вот тут можно донатить ему, поддерживая его работу в архивах. Если вы знаете еще о ком-то, кто делает такую работу, дайте знать.
Читать полностью…На BBC (русская служба) - большой материал о дереабилитациях жертв советского государственного террора и об изменениях в российской политике памяти в последнее время. Это, по-моему пример хорошей журналистики, не очень частый по нынешним временам. Авторы не ограничились поверхностным изучением "горячей темы" и сбором комментариев экспертов, но собрали базу доступных дел реабилитированных и де-реабилитированных, посмотрели на закономерности (там любопытно) и рассказали истории нескольких дереабилитированных. (При активном интересе к теме в последние месяцы, насколько я знаю, никто до сих пор собственно дела изучить не попытался.) А кроме того показали весь контекст - и изменения в Концепции, и действия прокуратуры, и другие примеры манипуляции памятью (свежий законопроект о "геноциде советского народа"), и как все это выглядит в целом.
Хорошая работа, и здорово, что в заголовок взяли мою формулировку, мне она кажется важной: «Я бы это назвал политикой памяти по законам военного времени, когда нет просто жертв. В мирное время могут быть просто жертвы. А в военное время жертвы либо наши, либо вражеские».
https://www.bbc.com/russian/articles/c4gm2djdd0mo
Посмотрел наконец "Акт убийства" Оппенхаймера. Прямого отношения к нидерландско-индонезийским делам это не имеет, но трудно обойти эту тему, касаясь Индонезии.
The Act of Killing (2012) - один из самых известных документальных фильмов ever. Джошуа Оппенхаймер, американский документалист, приехал в Индонезию снимать о жизни рабочих, профсоюзов и прочая, но случайно наткнулся на сюжет о терроре режима Сухарто в 65-66 годах, жертвами которого стали более полумиллиона человек (гл обр коммунисты и китайцы). Он познакомился с несколькими массовыми убийцами того времени, и увидев, что они не только не стыдятся своего прошлого, но хвастаются им (у власти в стране остаются все те же силы) - предложил им сделать кино об их преступлениях, воспроизведя их подручными средствами. Два с половиной часа трое убийц рассказывают о своих преступлениях и воспроизводят их. Особенно интересен главный персонаж, Анвар Конго, на совести которого не менее 1000 убийств, - он фотогеничен (похож одновременно на Обаму, Манделу и Моргана Фримена) и очень искренен и естественен. Он очень увлечен фильмом, и склонен к экспериментам - например, предлагает разыграть сцену своих ночных кошмаров (да, они его мучают), или хочет сыграть не только палача, но и жертву, и очень искренне обсуждает пережитый при этом опыт. Конго - огромная удача для Оппенхаймера. Как пишет один из рецензентов: He is a pathetic. He is a monster. Yet, he also is human. And that's the most horrifying thing of all.
Про этот фильм написаны горы литературы, меня впечатлили особенно, наверное, две вещи.
Первое: в фильме нет ни одного кадра собственно насилия - оно только разыгрывается, причем довольно ярмарочно - но фильм при этом адски трудно смотреть. Это прямо необычное ощущение - moral resentment в чистом виде, которое, оказывается, может действовать не слабее отторжения при виде реальных сцен насилия. What is the step past incomprehensible? Because that's where this took me, - пишет тот же рецензент. Вот да, очень похоже. И именно поэтому фильм, по-моему, уникален, он ставит зрителя в ситуацию, в которой, в чистом виде, естественным образом он не оказывается почти никогда - даже посредством "конвенционального" искусства. Хотя с другой стороны опыт сосуществования с ненаказанным злом "в растворенном" виде - один из, увы, базовых человеческих опытов.
И второе: в фильме присутствует довольно высокий градус безумия, такой прямо курехинский вайб (кстати продюсером фильма согласился стать, посмотрев 10 минут отснятого материала, Вернер Герцог). Оппенхаймер следует за вкусами своих героев, обожающих американское гангстерское кино и цветастые рубашки, но не останавливается на этом, а превращает этот "фильм в фильме" в вырви-глаз мюзикл. Подручный Конго накрашен и наряжен в розовое женское платье, в кадре танцуют девушки, в одной из сцен, на фоне невероятной красоты водопада, убитые коммунисты в окружении прекрасных девушек благодарят Конго, что отправил их на небо. Оппенхаймер начинал с мокьюментари, и этот опыт ему очень пригодился. И этот градус безумия, на самом деле, оказывается вполне конгениален собственно внутреннему миру героев - и удивительным образов не превращает фильм в цирк, а делает его реальнее и убедительнее. Невольно думаешь, что вот такое и должно быть настоящее документальное кино, а большая часть того, что так называется - просто немного докрученные репортажи.
Только сейчас наткнулся на статью в "Новой газете - Балтия" про перепроектирование памяти на оккупированных украинских территориях, комментарий к которой давал несколько месяцев назад. Цитирую мой кусок (там же цитируются украинские исследователи, у них несколько другой взгляд):
Почему оккупационная власть с таким рвением уничтожает свидетельства памяти о трагических страницах советского прошлого и зачем ей вообще нужна работа с памятью? «Историческая политика всегда рассматривает факты прошлого как материал для выстраивая тех или иных нарративов в настоящем, — говорит Николай Эппле, исследователь исторической памяти и автор книги «Неудобное прошлое». — Памятники историческим событиям и деятелям всегда оказываются активными участниками этого процесса (вспомним волну установки памятников героям-конфедератам в южных штатах США в 60-х в ответ на подъем движения за права черных и волну их сноса во время нового такого подъема несколько лет назад, или волну сноса советских памятников в странах Балтии после распада СССР)».
После февраля 2022 года на территории Украины начался активный снос советских памятников и памятников деятелям русской культуры. Память, связанная с болезненными страницами истории, напоминает исследователь, при таком «перепроектировании» оказывается политизированной особенно сильно.
Это касается и России, и Украины. В условиях войны история как таковая мало кого интересует, для обеих сторон конфликта она становится прежде всего инструментом мобилизации и манипуляции, — считает Николай Эппле. — Для России, не могущей и не желающей отделять себя в этом отношении от СССР, напоминания о советском политическом терроре болезненны и «токсичны». Эти памятники фактически свидетельствуют о необходимости принятия ответственности за преступления. А признание ответственности за эти преступления, с точки зрения сегодняшней российской власти, означает признание своей слабости, необходимости подчиняться закону и контролю со стороны общества и международного права».
Ситуация с мемориалами Голодомора — другая история, полагает Эппле: «С начала обретения Украиной независимости Голодомор стал конструироваться как пример спланированного геноцида украинского народа властями СССР. Именно в таком виде эту память стали поддерживать государства Европы. Волна признания Голодомора другими государствами после февраля 2022 года геноцидом украинского народа — свидетельство именно политического характера этого действия. Неудивительно, что Россия воспринимает мемориалы жертвам Голодомора именно как часть политического нарратива, который необходимо переписать при переподчинении захваченных территорий».
И еще оттуда же (1941 г)
"Я знаю, что после этих восьми отупляющих лет вы, наверное, едва можете помыслить себе Германию без национал-социализма. Но будет ли вам легче представить себе его увековечение окончательной победой, в которую вас заставляют поверить? Неужели это вот должно быть на века — этот бесконечно коррумпированный, неправовой и неправый, патологически подлый режим, под которым вы живете и воюете? Вспомните о его истоках, о средствах, которыми он пришел к власти, о садизме, с которым он употреблял эту власть, о нравственной разрухе, которую он посеял, о преступлениях, которые он совершал сперва внутри Германии, а затем повсюду, куда добиралась его военная машина! Посмотрите на галерею его представителей — этих Риббентропа, Гиммлера, Штрайхера, Лея, на этого Геббельса с его разинутой лживой пастью, на самого одержимого фюрера и на его жирного разряженного архивеликого имперского маршала великонемецкого великодержавного рейха. Что за зверинец! Это вот должно победить, остаться, длиться десятилетиями, попирая весь мир? Это вот должно стать решением вопросов эпохи, больше того, вопроса о том, что такое человек, проблемы гуманизма, и на тысячу лет определить жизнь на земле? Как в это можно верить?! Все это несет отпечаток жутко эксцентричной интермедии, насквозь нездорового, ненормального и фантастического инцидента — печать дикой авантюры и страшного сна, от которого, слава богу, будет, должно быть, пробуждение, коль скоро Германии суждено еще снова обрести естественные, не ущербные отношения с миром, с человечеством. «Германия, проснись!» — так вас некогда завлекали в пагубный морок национал-социализма. Тот, кто желает вам лучшей доли, призывает вас сегодня: проснись, Германия! Проснись к реальности, к здравому рассудку, к самой себе, к миру свободы и права, который ждет тебя!"
«Возвращение фотографий» в день «Возвращения имен»
Это фотографии героев публикаций «Восточно-Сибирской правды» за 1937 год. Мастер механосборочного цеха Михаил Алексеев, машинист-рекордсмен Петр Кривозубов, стахановец-забойщик Степан Пузыренко, школьник Александр Милашевский, заведующий конефермой Антон Ишигилов, стахановец-кузнец Фома Зверев, заведующий хатой-лабораторией в колхозе Павел Редькин, милиционеры-орденоносцы Сергей Смычагин и Самсон Репин. В 1938 году все они окажутся «вредителями», «шпионами» и «врагами народа». Некоторые будут расстреляны.
Признаться честно, в подшивке старых газет я сначала искал (и нашел) портреты сотрудников иркутского НКВД – коллег моего двоюродного прадеда. Многие из них впоследствии были репрессированы, и я решил проверить, а не постигла ли та же участь гражданских героев советской печати. Я наивно полагал, что ударников социалистического труда репрессии не коснулись. Конечно, я заблуждался.
Фотографий этих людей (за редким исключением) нет в интернете, поэтому я решил вытащить их из старых газет и опубликовать. Так родилась идея «Возвращения фотографий».
Сегодня, в день «Возвращения имен», публикую на своем сайте 20 газетных вырезок (портретов, групповых фотографий, статей). Каждый снимок снабжен короткой и сухой справкой из «Открытого списка»: родился, работал, арестован, приговорен. В ближайшее время добавлю все фотографии на соответствующие страницы на «Открытом списке».
Я просмотрел все 304 выпуска «Восточно-Сибирской правды» за 1937 год — год начала Большого террора. Это 1216 полос, несколько сотен имен, проверенных по базе.
Дал себе слово в следующем году сделать подборку из «Восточно-Сибирской правды» за 1938 год. Советское государство умудрялось прославлять и уничтожать одних и тех же людей в одно и то же время. Потом можно будет обрабатывать подшивки за годы, предшествовавшие Большому террору.
С Восточной Сибирью, с Иркутском меня связывает только двоюродный прадед-чекист. Я уже писал, что не чувствую своей вины за его злодеяния, но внутреннюю потребность сделать что-то именно для иркутских жертв репрессий ощущаю.
Надеюсь, в других регионах тоже найдутся люди, которые последуют моему примеру. К счастью, все больше библиотек оцифровывает и выкладывает в открытый доступ старые газеты.
На Форуме Памяти сегодня обсуждают цифровую память, а вот пример того, как как выглядят современные проекты такого рода. Это анонс Лаборатории цифровой памяти, созданной Университетом Сассекса совместно с Фондом Альфреда Ландекера - про динамику цифровой памяти о Холокосте.
https://reframe.sussex.ac.uk/digitalholocaustmemory/2024/10/23/three-phases-of-digital-holocaust-memory-development/
Читаю про память о колониальном прошлом в Нидерландах, и там прямо несколько ярких феноменов, формирующих эту память, то, что Нора назвал lieux de memoire. Буду тут потихоньку про них рассказывать.
"Indonesia calling" - 22-минутный документальный фильм, снятый знаменитым голландским документалистом Йорисом Ивенсом. Ивенс был коммунист, снимал даже что-то в СССР в 30-х, в Испании снимал фильм про гражданскую войну по сценарию Хэмингуэя. И все же Нидерландские власти отправили его в Индонезию снимать пропагандистское кино про индонезийскую войну за независимость ("специальную полицейскую операцию"). Но увидев, что там происходит, Ивенс стал тайно снимать собственный фильм, потом сбежал в Австралию и там его выпустил. Фильм произвел фуррор за пределами Нидерландов, а в Нидерландах, где он многие годы был запрещен, стал мифом: его почти никто не видел, но все знали О НЕМ. Ивенсу 20 лет не разрешали въезжать в страну, он снял много важных фильмов, стал классиком. В 80-х в Нидерландах ему дали приз, а он сказал, что не приедет его принимать, пусть едут к нему. Человек из правительства приехал в Париж и на официальном мероприятии сказал, что вот мол время показало, что история на стороне Ивенса, а не на стороне его оппонентов.
В Нидерландах есть традиция "недели книги", призванной пропагандировать чтение. Одна из акций этой недели - публикация книги нового автора под псевдонимом, которая распространяется бесплатно, а читатели предлагают версии авторства. Книжку отбирает коллегия экспертов. В 1948 году таким образом была опубликована книга "Урух" ("Oeroeg", на других языках он известен как "Темное озеро"), дебют Хеллы Хаассе, молодой женщины, родившейся в Индонезии, но вынужденной уехать оттуда во время войны. В 48 году еще шла война, но было уже понятно, что Индонезия скоро отвалится. И роман взросления о дружбе белого нидерландца и индонезийца, которые в конечном счете оказываются по разные стороны линии фронта, становится бестселлером. Хаассе много чего еще написала, но успеха первого романа не повторила. В 1993 по книжке сняли фильм, довольно успешный. 2009 году, к 50-летию первой публикации романа, его отпечатали в Нидерландах тиражом в миллион экземпляров и бесплатно распределили по школам и библиотекам, на автобусных остановках висели постеры с текстом романа. Одновременно был шумно презентован новый перевод на индонезийский. "Урух"/"Темное озеро" считается главным голландским романом послевоенной эпохи.