вырваться бы из потока рутин
Я очень люблю читать мотивационные письма – не потому что мне нравится отбирать, ни в коем случае, а потому что такое письмо часто отражает глубинные надежды и мечты человека. Интересно (и очень ответственно) заглянуть в этот потаенный уголок человеческой души, разделить ожидания будущего участника или порадоваться его планам. В лабораторию мы получили больше ста пятидесяти регистраций и, признаться честно, я не очень ожидала, что теоретические вопросы образования могут вызывать такой повышенный (и разнообразный) интерес. Поделюсь с вами топом неожиданных «зачем», которые напомнили мне самой, как важно говорить о фундаментальном в потоке профессиональной рутины.
«Преодолеть экзистенциальный кризис». Я даже пошутила, что если бы я сама честно писала вступительное письмо на магистратуру, оно бы отражало именно такую мотивацию. Долгая прикладная работа, особенно сопряженная со стрессом (а последние годы и ковид, и война сильно проехались по психике любого человека) приводит к выгоранию и потере ориентира «а зачем вообще это все?». И да, мне кажется, что с какой-то вероятностью возвращение к истокам если не поможет, то точно поспособствует экзистенциальному восстановлению (так, по-крайней мере, случилось у меня).
«Увидеть за инструментом глубинный смысл». Как часто мы делаем что-то просто потому что привыкли? Или в тот момент когда начали что-то практиковать, не задумывались о более широком контексте или нюансах используемого инструмента? Я не раз ловила себя на том, что за какой-то практикой, которую я, не задумываясь, использовала в работе, стоит идея, которая мне не особо, оказывается, нравится. И иногда обнаруживать неприглядную сторону какого-то образовательного подхода бывает грустно – наверное, так выглядит разочарование взрослого профессионала. Зато именно из него рождаются, как мне кажется, продуктивные контр-идеи.
«Остановиться и вдумчиво поговорить». Мне даже немножко жаль, что тема lifelong learning не вошла в этот сезон, я на нее уже такой заточила зуб! Вечная гонка профессионального апгрейда, яркая, насыщенная, манящая (если не сказать обманывающая) реклама новых навыков и умений, которые всем срочно нужны, бесконечное fomo упустить новый трендовый подход – это все рука об руку идет с красивой концепцией про человека, который учится всю жизнь. Неудивительно, что в этом потоке «быстрее, выше, сильнее» возникает запрос на замедление, на сосредоточенное и спокойное интеллектуальное действие, на долгий разговор. В какой-то степени это объясняет и спрос на PhD – свое поступление я как-то назвала «профессиональный саббатикал», имея ввиду докторскую как некоторую интеллектуальную форму отдыха от вечной гонки okr, kpi и nps. На практике, конечно, получилось все что угодно кроме отдыха, но это уже другой разговор 😅
С каждым днем чувствую все возрастающую ответственность создать по-настоящему помогающее с этими запросами пространство – и не скатиться в лекционно-семинарский курс «Вопросы образования». Хотя, с моей нелюбовью ко всему формализующему, сомневаюсь, что такое может случиться.
P.S. Если вы уже получили подтверждение об участии в Лаборатории, мы будем ждать вашу оплату до 12 сентября. Если вы по каким-то причинам решили не участвовать – пожалуйста, сообщите нам об этом, мы отдадим ваше место коллегам из листа ожидания. Ну а если вы еще не записывались – вы можете зарегистрироваться в листе ожидания на следующий поток (да, он будет весной!).
открытие регистрации в Reading Lab
Последний день лета всегда навевает смесь ностальгической тоски (как так, лето кончилось!) и взбудораженного ожидания нового (свежая тетрадь и столько новых ожиданий!). Кажется, что установка «1 сентября — новая жизненная глава» глубоко въелось в подсознание, даже если ты уже давно не связан со школой.
Может быть поэтому так хочется в первые дни осени открыть пустой, еще пахнущий типографией блокнот и начать вести конспект — аккуратно, строчка к строчке, подчеркивая главное. Это к весне все заметки разъедутся, буквы поползут и листы потеряются, а пока ощущение новизны заманчиво покалывает и кажется очень вдохновляющим.
Думаю, вы поняли, к чему я клоню: осень — время учиться. И так совпало, что Reading Lab официально открывает свои двери для всех желающих именно сегодня, в преддверии 1 сентября. Там не будет парт, строгих учителей и прописи, а вместо них — глубокий (и местами сложный) горизонтальный разговор о том, что нас волнует в образовании.
Даты проведения: с 22 сентября по 21 декабря 2024, группы в субботу и воскресенье (онлайн).
Места еще есть, но желающих много, поэтому если вы раздумываете — сейчас самое время присоединиться. Для читателей моего канала есть приятный промокод на скидку 10%: CALLTOFREIRE10
Записаться в Reading Lab
До встречи ✨
p.s. Всем, кто прислал мотивационные письма на “Полное погружение”, мы отправили информацию по оплате на почту. Если вы не получили — напишите нам на hello@sonyasmyslova.com или в бот поддержки.
воображаемая панель
Как можно взаимодействовать с фундаментальными вопросами и источниками, их обсуждающими? Оглядываясь назад, я понимаю, что одним из важных этапов становления моего не-инструментального мышления было обретение своего голоса – умения высказываться не только цитатами умных, но и предлагать оригинальные идеи, опираясь на чужую теорию.
В моменте я уже рассказывала, что первым заданием на магистратуре было эссе, рассматривающее две теоретические позиции (по одному или нескольким вопросам). Я выбрала Дьюи и Фрейре, которые пытались договориться о свободе в обучении, власти и роли государства. Первая версия текста выглядела так: цитата одного по вопросу, затем цитата другого, резюме. И так пока не надоест.
«Что, если это будет панельная дискуссия, в которой ты модерируешь диалог?», – предложила супервайзер. Я много в жизни сталкивалась с вызовами, которые абсолютно точно были мне не по зубам, но чтоб «сесть» модерировать панель между Джоном Дьюи и Паолу Фрейре – это что вообще о себе надо возомнить. Но делать нечего, и вот я уже в воображаемой аудитории, обязательно с планшетом, к которому прицеплена бумажка с подсказками, в черном пиджаке и почему-то очках (никогда их не носила), заявляю:
Thank you a lot for sharing that. We can perceive education for progress, on the one hand, as reflection of social dynamic and, on the other hand, as social action for change. Moving forward, let us focus on "critical consciousness", as you named it, Professor Freire. What is this process about from an epistemological perspective? I would be grateful if Professor Dewey would start.
Вероятнее всего, в своей загробной жизни оба от такого бы перевернулись, но не комиссия Кембриджа — за работу мне поставили отлично и похвалили за удачный, «вовлекающий в чтение» формат. Но удивительным для меня стало не это, а то, как поменялось сказанное мною же в эссе.
Из набора цитат авторов, оно превратилось в мои, иногда вполне колкие, высказывания и неудобные вопросы. Дьюи досталось по гендерному вопросу, который он как бы поддерживал, но уклончиво (It reminds me of your note, Professor Dewey, at New York Sunday Times, 1909 ‘Woman Suffrage By Prof. John Dewey’ where you emphasised the unacceptability of women ridiculing one another. What do you think, is such a publication the basis for women's knowledge about themselves, or is it rather your personal perception of the situation?).
Фрейре тоже пытался выкрутиться из интерсекциональности (Therefore, it appears that the struggle you have mentioned previously is not between two agents (for instance, ‘oppressor’ or ‘oppressed’). Instead, society is fragments of various groups, woven like a patchwork quilt. The struggle could be seen as a multidimensional battlefield as those who can appear to be oppressed, namely, based on class, could become themselves an oppressor in terms of gender). В конце концов, что взять с двух белых мужчин 20 века.
С каждым новым абзацем я обнаруживала, что меня на самом деле волнует, соединяла линии размышлений и находила новые идеи – свои. Я читала текст, да, но гораздо важнее то, что я разговаривала с его автором, задавала вопросы и пыталась увидеть ответ. Спустя почти три года я все еще время от времени использую этот прием: что, если бы мне надо было модерировать дискуссию с этим человеком? Как бы он отвечал, опираясь на написанный им текст?
Конечно, для строго рационального чтения такая вседозволенность дело вопиющее. Ну и в конце концов, любой автор – человек, а текст, согласно идеям некоторых, может существовать и вне человека. Я так прочитала практически всего Анри Лефевра, а потом нашла запись его дебатов с Колаковски, и он там что-то вообще совсем другое говорил. Может, на семидесятом году уже начал забывать, о чем писал, кто знает 🤷🏼♀️
Зато я поняла, что точно научилась вступать с текстом в дискуссию, пусть иногда и воображаемую. Если вы тоже хотите подискутировать о/с Дьюи и Фрейре – сегодня последний день, чтобы присоединиться в Reading Lab через анкету предзаписи и получить максимальную скидку. Взбудоражим великих вместе 😀
человек для мира или мир для человека
В замечательной книге «Образование. Краткое введение» Томас Гэри аргументирует, что противостояние прагматического взгляда на образование (как средство достижения чего-то) и гуманистическое (как процесс развития личности) существовали испокон веков. В своем повествовании разные течения, близкие по сути к первому и второму взгляду, он в итоге называет формальным и прогрессивным образованием (соответственно), подчеркивая некое превосходство второго над первым. Однако мне кажется в существующей реальности это разделение слегка устаревает. Все потому, что капиталистическое мироустройство подарило нам еще одну очень важную парадигму – результата-ориентированное обучения или outcome-based learning (OBE).
Первой основательной «библией» OBE можно считать книгу Вильяма Спади «Outcome-Based Education: Critical Issues and Answers», выпущенное в 1994 году. В ней он аргументирует, что в новую эру (информационной) экономики знаний недостаточно просто учить набору отобранного знания, необходимо понимать, что смогут делать студенты в итоге обучения. Так представление о результате становится вездесущим (оно и раньше существовало, но выкристаллизовалось и масштабировалось как раз в 90-х). Весь процесс обучения – ради достижения этого понятного, измеримого и наблюдаемого результата.
Почему это важно именно в «новой информационной эре»? Потому что идеи свободного рынка, который регулирует все отношения, и капиталистического мироустройства (если по-марксистски – владельцы капитала эксплуатируют тех, кто помогает этот капитал увеличивать и всем с этим относительно ок) стали доминирующими практически во всех странах мира. Получается, что общество (в широком смысле) – это некий заказчик, которому нужны определенные люди (в первую очередь в терминах экономической деятельности, но не только). Оно формирует свой «заказ» в виде измеряемых результатов, которых должны достичь учащиеся на разных уровнях системы образования. Язык рынка и язык достижения переплетаются – как классно показано в этом канадском кейсе – воистину, конвейер по производству людей.
Однако гуманистическая, или прогрессисткая, перспектива такой подход, разумеется, оспаривает. Неужели все, ради чего существует человек, это вписаться в общество и быть разумным потребителем? От Дьюи до Монтессори, от Выготского до Эльконина и Давыдова звучит рефреном идея, что человек создан для развития себя как личности – за пределами установленных обществом границ «надо». Обучение, в таком случае, не только результат, но и процесс – человек существует в образовательном опыте ради самого себя. Ради откровений, новых идей, прозрения и развития – даже если у рынка на это нет спроса. Методологическое воплощение прогрессистского подхода – опыто-ориентированное обучение, experiential learning – становится антидотом неолиберального наваждения, как аргументирует Stephen O’Brien.
А как на практике? По наблюдениям, конечно, смешалось приблизительно все – опыто-ориентированное обучение услужливо вписывается в корпоративные тренинги для обучения сейлз-менеджеров, а рефлексивные embodiment программы формулируют измеримые образовательные результаты. В Reading Lab мне очень хочется побыть в чистом пространстве опыта, просто ради процесса и своего изменения в нем. Хотя, неудивительно, что спустя годы проектирования программ, я нет-нет да и впишу в эксель табличку: «в результате обучения участники…». Да простят меня прогрессисты.
text vs reader
В рамках подготовки академических супервайзеров, то есть неких интеллектуальных наставников, в Кембридже нам предлагали порассуждать о разных фокусах в дискуссиях со студентами (да, у нас было хоть и крошечное, но предварительное обучение, прежде чем нас допустили к ведению встреч). Как можно выстраивать разговор со студентами, о чем говорить в поле социальных/гуманитарных наук? Ведущий обучения подвел нас к двум условным категориям, неким разным модусам сосуществования в диалоге со студентами, которые, на мой взгляд классно дополняют друг друга (хотя на практике, конечно, у меня есть свои склонности). Условно их можно назвать text-focused и reader-focused: как несложно догадаться, первый подход ставит в центр текст (не могла отделаться от школьных воспоминаний о вопросе «что хотел сказать автор»), в то время как второй подход феноменологически сосредотачивается на опыте читателя (не только его/ее понимании содержания, но и переживаниях, реакциях, эмоциях).
Фокусировка на тексте, как на неком артефакте, который мы деконструируем, исследуем, проходим вдоль и поперек, останавливаясь на каждой строчке, в каждой детали – это, в моем понимании, такой классический close reading, где (часто) не существует как такового автора (т.е. исключается влияние личности автора на текст), нет и личности читателя, есть лишь сказанное в словах и между строк. Такое университетское аналитическое чтение – очень хорошо про это написано в гарвардской памятке, которая сильно помогла мне в свое время. «Задача close reading […] описать то, что уже есть в тексте. Главное правило […] – любое утверждение должно содержать отсылку к тексту».
С этого начался и мой личный образовательный путь в Кембридже, и, как я понимаю, начинается и путь студентов бакалавриата. Возможно, это более базовый навык, без которого сложно двинуться дальше в академии. Но очень быстро появляется вторая форма работы с источником – феноменологическая, центрирующаяся на читателе и, в каком-то смысле, заставляющая читателя взглянуть на самого себя. Я в этом вижу влияние феминистской философии (у нас на факультете так точно): и с точки зрения ситуативного знания, в котором «появляется» как минимум автор (ведь больше невозможно читать текст, не думая о том, кто и в каком контексте его написал), и как аффективный поворот, где источник и работа с текстом процесс не только рациональный, но и эмоциональный. В результате работы с материалом появляется значительно больше результата: и исследование контекста, и взаимодействие с автором, как с человеком, и личная рефлексия. И каждый из этих элементов валиден – даже если не содержит прямой ссылки на текст.
По моим ощущениям, переключаться из режима в режим бывает чертовски сложно: в конце концов, рациональное отрицает эмоциональное, а эмоциональное презирает рациональное. Однако именно на стыке обоих подходов у меня получилось вести самые интересные супервизии – может быть ключ в признании, что любое познание несовершенно и ограничено. А вам как больше нравится думать о прочитанном: аналитически, от текста, или феноменологически, от своих ощущений и рефлексии? Или как-то совсем по-третьему?
блог живет три года
Ровно три года назад я задумала рассказывать о своем учебном приключении в магистратуре университета Кембриджа и создала этот блог. На дворе стоял счастливый почти-пост-ковидный 2021, мы только что получили британские визы, паковали чемоданы и готовились к новой главе в жизни нашей семьи. Калейдоскопа событий последующих лет, конечно, никто ожидать не мог: за три года я закончила магистратуру (с отличием), поступила на PhD, защитила минимум (став кандидатом), из статуса временного путешествия наша поездка превратилась в постоянную эмиграцию, мы перевезли собаку и сдали любимый дом, а потом еще и стали родителями. Сказать, что я сильно поменялась за это время – не сказать ничего.
За эти годы в блоге я о чем только не рассказывала: о личном опыте поступления (например, делилась душераздирающей историей про сдачу языка для магистратуры и как там оно было с пхд), о рефлексии обучения первого года, об инструментах, помогающих мне в исследованиях, о переживании войны в, пожалуй, самом международном коммьюнити, о том, как обучение заставляло меня искать свой голос, про устройство факультета образования в Кембридже, про волнующие меня темы (например, критическую педагогику) и, конечно, много о проектировании и методической работе (например, раз, два, три). За это время даже появилось две рубрики – про обучение уже не детей (по тегу #какучитсявзрослый) и обзор разных книжек (по тегу #bookreview). Последняя – долгожитель, по хештегу вышло аж 17 обзоров.
Спустя три года и все эти события время подводить черту и, наконец, пересобираться, чтобы немного отразить новый жизненный этап. Правда, делать это хотелось бы в диалоге с вами – читателями, теми, кто поддерживает, комментирует, спорит и делится своим видением. Поэтому отправляясь в пересборку себя и своей деятельности, мне было бы ценно услышать вашу обратную связь: что вам нравится (нравилось?) в этом блоге? Что совсем не зашло? О чем хочется читать? В каких форматах?
Пишите в комментариях или в лс @ssmyslova – всем поделившимся бесконечная благодарность и любовь 🩵
Друзья, уже через 25 минут стартует открытая конференция Education Day!
В кружочке выше Ася Фурсова, директор и сооснователь School of Education, куратор программы «Продакт-менеджемент в образовании», приглашает вас присоединиться к конференции!
На мероприятии вас ждут портфолио опытных и начинающих дизайнеров образовательного опыта, педагогов и продакт-менеджеров в образовании, выступления приглашенных спикеров, панельные дискуссии и выставка образовательных программ!
На сайте вы сможете зарегистрироваться на конференцию, посмотреть портфолио выпускников и открыть галерею брифов.
С нетерпением ждем вас!
все новое – хорошо забытое старое
В этом году я стала экспертом HundrEd – исследовательской организации, собирающей образовательные (школьные) инновации по всему миру. Ежегодно они выпускают множество разных подборок, но самая главная (и ожидаемая) HundrEd Year Collection – сотня самых интересных и многообещающих решений в образовании.
После регистрации и прохождения отбора, мне прислали 18 проектов на ревью для Collection Report 2025: их надо оценить по двумя параметрам (impact & scalabilty), прокомментировать поставленные оценки и дать общий ревью проекту. Интересно, что 2/3 решений – методические/педагогические и масштабируются только за счет новых обученных методе педагогов (то есть очень и очень ограниченно). Более того, чаще всего решение не инновационно (то есть не решает существующую проблему нетривиальным и эффективным способом), а просто нацелено на социальную проблему, при этом пытаясь решать ее классическими методами. Но все равно нашлись классные формы и подходы – поделюсь своим топ-3.
WOOF. Супер простое решение для чек-апов студента и сбора аналитики для преподавателя, чтобы отслеживать well-being в классе. Мне, помимо прочего, понравился брендинг и нейминг – a dog barks when it wants something, так и WOOF уведомляет о динамике состояния студентов. Идеальный был бы сервис для трекинга эмоциональной динамики в карте опыта, только представьте себе!
Baobabooks. Это ridero от образования – издательская платформа, которая объединяет в себе возможность публиковать написанное, при этом в процессе написания развивая literacy skills. Мне кажется, очень кайфово, когда можно делать что-то в/для реального мира и в процессе учиться.
Barabar. Карточная игра по human rights, которая пичтит себя как решение, работающее с topics that are usually not considered suitable for a gamified, pleasant and entertaining experience: discrimination, diversity and inclusion. В игре есть разные фракции, у каждой своя супер-сила – в процессе геймплея игрокам надо договориться о том, как решить тот или иной вызов, выпадающий в каждом раунде.
На полях подмечу еще одно решение, нестандартно выбивающее из общей подборки: это модель финансирования и сбора грантов для образовательных решений. Мне кажется, новые решения в области “где найти денег” – глубоко недооцененный сегмент инноваций в образовании 🤓
Посмотрим, какие из моих фаворитов попадут в итоге в финальную сотню!
фотопруф того, что по-крайней мере с какими-то аспектами событийной части я справилась (а там, как говорится, посмотрим) 🌚
Читать полностью…🎧 Как учиться в в эпоху запретов?
Когда-то я создала этот подкаст, чтобы рассказывать о том, как сделать международное образование доступнее. С гостями мы обсуждали, как путешествовать по миру благодаря стажировкам, программам обмена и волонтёрским проектам, а также как искать стипендии и гранты.
К сожалению, международные возможности сейчас дальше от нас, чем когда я начинала делать этот проект. Так и родилась идея этого сезона – говорить про образование в сложные времена. Но этот выпуск не будет посвящен какой-то конкретной программе. Он будет посвящен образованию в целом и тому как продолжать учиться, если возможностей для международной мобильности пока нет.
Чем российские университеты отличаются от западных, какие стратегии могут помочь в учебе и как не терять надежду и искать смыслы в образовании – об этом мы поговорим в сегодняшем выпуске с специалисткой по образованию Соне Смысловой.
💙 Подкаст «А меня возьмут?» посвящен историям ребят из разных городов России, которые ездили на учебу, стажировки или волонтерство в разные точки нашей планеты бесплатно – от Вашингтона до Токио, от Великобритании до ЮАР. В этом сезоне я говорю с ребятами, которым удалось поступить и уехать на учебу в новой реальности, а также с волонтерскими организациями и проектами, которые помогают поступать в зарубежные университеты и делать образование доступным.
Слушайте подкаст "А меня возьмут?" на всех платформах – Apple Podcast, Yandex.Music, Anchor, Google Podcasts, CastBox, Spotify.
рынок и образование: кто кого
Второй замечательной темой, о которой хочется поговорить, это маркетизация образования (по-русски правильно было бы сказать «превращение образования в рынок»). Мне очень нравится теория, которую разбирают на модуле (возможно, потому что она довольно доступная и очень прикладная) – разделение на экзогенную и эндогенную маркетизацию как механизмы скрытой приватизации.
Как только начинаешь переводить на русский, сразу возникает проблема (она у меня давно, я все еще не знаю как ее решить) – отсутствие в российской практике понятия public. То есть по форме логика та же: есть население, оно платит налоги, на эти налоги финансируется public sector, в том числе образование. В этом смысле стейкхолдер (и главный благополучатель, и главный регулятор, по идее) образования – это общество. Но в России нет «общественного образования», есть государственное, и стейкхолдер там точно не налогоплательщики. В этой тонкой разнице дальше начинаются проблемы с переводом теории на российский ландшафт, поэтому не судите британских теоретиков строго.
Идея Бола и Юдина, авторов теории, отталкивается от тезиса о том, что современный механизм позднего капитализма – это всепоглощающий процесс бесконечного расширения (новые рынки, новые возможности и тд) и только за счет роста капиталистическая логика устойчива. Поэтому происходит захват публичных секторов, таких как образование, здравоохранение и так далее, как результат экспансии капиталистического подхода. В образовании происходит это двумя стратегиями: экзогенной, внешней и эндогенной, внутренней. Они, разумеется, связаны – одна порождает и подпитывает другую и наоборот.
Внешняя (экзогенная) стратегия – это, например, попытка решить проблему неэффективности школ с помощью мер, стимулирующих соревнование и конкуренцию (базовые правила существования бизнеса). Можно споткнуться на вопросе, что значит неэффективно, но предположим, тут у нас ответ простой – Х школ в стране выпускают малограмотных и несчастливых учеников. У министерства образования есть разные стратегии, как быть с такими школами, но если они начинают вводить оценивание, а потом провоцировать соревнование между школами по метрикам счастья и грамотности (например, при распределении бюджета), то на лицо внешняя стратегия превращения образования в рынок, который перестраивает публичный сектор на рельсы управления по правилам капитализма.
Внутренняя стратегия – это такая интернализация бизнес логики существования. Если школа существует в нарративе конкуренции, ей надо привлекать студентов, а значит заимствовать инструменты привлечения из бизнеса. Или когда в случае внутренних проблем школа приглашает бизнес-консультантов для написания стратегии выхода из кризиса (я такое, кстати, видела дважды, это жуткое зрелище), пытаясь заменить образовательную экспертизу на бизнес экспертизу.
Обе этих стратегии в действии меняют социальные отношения между всеми акторами (не говоря уже о вкладе в социальное неравенство и упрощения «продукта» школы, который должен «продаваться»). Вот уже учителя не фасилитаторы детского развития, а провайдеры услуг. Вот уже студенты не стремятся к самонаправленному развитию, а превращаются в клиентов, которых надо удовлетворять. Вот уже школа – это не производство good citizens, а конвейер для поставки кадров в экономику (или детское доп образование – не возможность поисследовать индивидуальные интересы, а принудительная дорога в корпорации, страдающие кадровым голодом). Шлейф проблем от рейдерского захвата капиталистической логикой публичных секторов огромен – хотя я тут занимаю прагматичную позицию и считаю, что если очень вдумчиво и аккуратно забирать хорошее, то от этого больше пользы, чем вреда. Более того, в российском контексте не понятно, что страшнее: государство или капитализм, остается только лавирование между Сциллой и Харибдой.
А вы как думаете, от маркетизации образования больше пользы или вреда?
p.s. говоря про школу, я имею ввиду любую образовательную организацию родом из публичного сектора, например университет или колледж.
p.s. в Кембридже, как и в любом другом университете, стрессовость экзаменов – это особый нарратив. Например, в форме булшит-бинго (зачеркни свое). Кстати, вот этот процесс подготовки к экзаменам, когда ты неделями проводишь со своими заметками и эссе, на английском называется revise (кажется, это я только тут узнала).
Читать полностью…Подборка каналов о современном образовании от издания «Системный Блокъ»
Даже если вы уже окончили школу и получили профессиональное образование, вам все равно придется учиться. Непрерывное обучение — это не просто тренд, а новая норма в мире активного развития цифровых технологий и постоянных социальных изменений. Как учатся современные люди? Что такое EdTech? Чем занимаются педагогические дизайнеры? Системный Блокъ сделал для вас подборку каналов о современном образовании.
— @ru_education — Образование, которое мы заслужили
Канал для тех, кто хочет быстро погрузиться в EdTech во всем его разнообразии. Здесь вы найдете новости, обзоры кейсов, а также размышления автора — Михаила Свердлова.
— @LXD_education — д*ИИ*зайн Образования
Канал посвящен педагогическим инновациям — в первую очередь цифровым. Автор канала Андрей Комиссаров рассказывает о своем опыте разработки образовательных инструментов для педагогов и учеников на основе искусственного интеллекта. А ещё здесь обсуждаются этичность использования геймификации, идеи для школьных проектов на основе поиска и визуализации данных и разные инструменты педагогического дизайна.
— @edunetflix — Netflix в сфере образования
Как выглядит современное обучение? Как сделать его эффективным? И как доказать эту эффективность бизнесу? EdTech-продакт Григорий Волчков делится наблюдениями в работе, быту и видеоиграх. Рассказывает о современных образовательных приложениях и приглашает учителей и методистов также делиться своим опытом на канале.
— @elearningskills — Царёва в Курсе
Канал Анны Царёвой для методистов, методологов, педагогических дизайнеров, дизайнеров образовательного опыта и всех, кто занимается созданием обучения. Здесь собраны профессиональные гайды, схемы, а в рубрике «Спросите методиста» автор канала отвечает на вопросы подписчиков. Какие навыки необходимы методисту, чтобы быть востребованным? Как активизировать учебный чат? Чем обусловлена любовь педагогов к излишней академичности?
— @kaktomogu — Учусь как умею
Заметки о том, как учатся взрослые люди. Автор канала Лина Адамаускене изучает философию познания и помогает взрослым осваивать новые профессии. Пишет о трудностях, с которыми сталкиваются ученики, и высказывает критику современному миру, где постоянное обучение и переобучение стало необходимым. Как возвращаться в учебу после долгого молчания? Что делать, если в середине долгосрочного обучения надоело учиться? Если вам знакомы синдром самозванца и боязнь белого листа, если бывает трудно понять новый материал — загляните в этот канал.
— @sonyaaboutcam — over the river cam
Блог Сони Смысловой об образовании, а также о философии, политике, социологии применительно к обучению. Автор рассказывает о прочитанных книгах, о своем опыте обучения в Кембридже и делится интересными находками. Например, исследованием вопроса «почему студенты не вовлекаются в онлайн-обучение?» или статьей, в которой анализируются компетенции, необходимые для дизайнера педагогического опыта.
— @sysblok — Системный Блокъ
Ваш виртуальный краш, проводник по миру цифровых технологий в образовании, искусстве и гуманитарных науках. Как использовать цифровые архивы и базы данных по истории для школьных проектов? Как дети учатся читать и что об этом говорит наука? Как цифровые технологии помогают преодолеть гендерное неравенство в образовании? В постах Системного Блока вы найдете обзоры исследований и практические советы для преподавателей.
🤖 «Системный Блокъ» @sysblok
first steps
Мне тут на фейсбуке выпало воспоминание, что 8 лет назад я проводила воркшоп по конструктору опыта (КО) в Перми. КО был первым фреймворком, созданным в ИКРЕ – он помогал систематизировать структуру занятия и содержал в себе карточки с кучей разных методик (теперь история помнит только о его второй версии, школьной). Примечательным то выступление стало по двум причинам: во-первых, это был первый воркшоп, который содержал в себе не только практику с КО, но и базовое введение в проектирование. Во-вторых, это был первый и последний раз в моей жизни, когда я (очень глупо) опоздала на самолет.
Именно с той весны начался мой преподавательский путь в разрезе LXD – до этого я, как могла, осваивала только instructional design или читала что-то типа Adult Learner Ноулза (в 2012, когда я начала работать методистом, о таких приколах как педагогический дизайн знали единицы и в их число я вошла далеко не сразу). Опытным путем выяснилось, что раскладывая с участниками карточки для проектирования занятия, нужно не только фундаментальное понимание принципов, по которым образовательное событие конструируется, но и определенная линза – центрированная на человеке и его опыте. Без этой линзы собрать классное занятие даже с таким инструментом, как КО, получалось с трудом – и я стала сначала искать, а потом добавлять в свои мастер-классы подводку про человеко-центричное проектирование обучения. На первых порах, кстати, я не знала, что это называется learning experience design – проектирование образовательного опыта. Возможно, потому что тогда оно и правда так и не называлось (например, один из первых курсов, который я прошла по LXD, назывался New Approaches in Instructional Design или как-то так).
Меня все эти очень давние события, время от времени всплывающие в соц.сетях, очень вдохновляют, потому что, оглядываясь назад, даже не верится, что такой огромный путь был пройден. За восемь лет преподавания удалось создать много всего интересного – и, надеюсь, дальше только больше.
p.s. Если вы помните оригинальную сине-красную коробочку КО, то ставьте 🦄, посмотрим сколько тут старожилов!)
безделье? кибер!
В The Internet and Higher Education вышло исследование с амбициозным вопросом «почему студенты не вовлекаются в онлайн-обучение?». Потенциальными виновниками были назначено трое: (низкий) уровень саморегуляции, (отсутствие) удовлетворения и (новое для меня слово) cyberloafting или цифровое безделье.
Участники исследования в размере 843 человек заполняли четыре разных опросника в течение и в конце обучения на неком университетском онлайн-курсе. Неком – самая слабая часть исследования, на мой взгляд, потому что осталось абсолютно неясно, были ли это просто серии лекций, которые начитывали по зуму, или это асинхронное обучение, как было построено занятие, может оно просто было дурацко спроектировано? (а ведь мы знаем, что это могло бы серьезно повлиять на исход исследования). Тем не менее, отучившись на этой загадочной программе, студенты заполнили опросник по шкале проявления навыка саморегуляции, отчитались о своем уровне безделья через небольшое тестирование и оценили свое удовлетворение в процессе. Интересно, что «не-вовлечение» тоже измеряли через опросник, то есть с субъективной перспективы студентов. Правда по какой именно шкале и как – осталось неясно.
Самая значимая корреляция была обнаружена между кибер бездельем и не-вовлечением: отвлекающиеся во время обучения (лекции?) на другие вкладки/соц.сети студенты больше выпадали из программы. Когда я это читала, я не до конца смогла понять, как авторы обошли проблему следствия и причины – ведь может быть ровно наоборот, из-за того, что студентам скучно, они переключается на другую вкладку, отвлекаются еще больше и в итоге выпадают. Но даже если причина именно в переключении внимания, это все равно makes a lot of sense: с точки зрения когнитивной нагрузки мы знаем, что переключение фокуса внимания перегружает «фильтры» памяти, в итоге чего ресурсы обработки расходуются быстрее и труднее держать концентрацию. Так что быстрое пролистывание ленты инстаграма во время занятия может быть совсем не безобидной практикой, разрушая нашу способность продуктивно пройти весь образовательный опыт.
К слову, размышления авторов о том, как бороться с проблемой cyberloafting показались мне сначала очень поверхностными: мол, в (офлайн) классе мы можем у всех телефоны отобрать, а в онлайне как же ты заберешь. Но потом я вспомнила всю сложносочиненную систему блокировок, которая установлена у меня на телефоне и компе для минимизации дистракторов и ограничения времени пользования лентой соц.сетей и поняла, что это может и не такая плохая идея: вместе с онбордингом на программу сразу выдать подборку расширений, блокирующий все ненужное на время обучения.
Могу ли я поставить плохую оценку ученику, зная, что дома его будут за нее бить?
Готовясь к лаборатории, перемешиваю зубодробительные философские эссе с приятным – (пере)просмотром фильмов про наше с вами, образовательное.
Один из таких – французский фильм Entre les murs (2008). Его перевели как «Класс», хотя оригинальное название (дословно – между стен, по-русски было бы, наверное, «меж двух огней») гораздо точнее передает суть драмы. Фильм показывает жизнь простой французской школы, в не очень продвинутом классе, полном детей эмигрантов. Динамика повествования, длительность сцен, неровное движение камеры – все это вселяет ощущение документальности, правдивости. Добавляет и то, что все участники – непрофессиональные актеры, а сам фильм снят по мотивам автобиографии главного героя.
Нарратив можно было бы описать как фильм-рассуждение: мы погружаемся в долгую сцену (например, первая перепалка учителя и его учеников длится почти 15 минут), которая подводит к набору неразрешимых противоречий. Точку с запятой в рассуждениях ставят следующие после сцены в учительской, где как бы подводится некая черта, фиксируются проблемные вопросы, предлагаются разные ответы. Потом мы снова погружаемся в жизнь класса и так несколько раз, пока мы не придем к финальному вопросу фильма – где заканчивается ответственность учителя за своих учеников?
Отношения главного героя (учителя французского) со своими учениками заставляют сопереживать обеим сторонам – и подросткам с непростым бэкграундом, и учителям, которые в силу своих представлений искреннее хотят помочь. Однако все в итоге все равно оказываются в тупике, словно бы проблема становления личности в школе и за ее пределами нерешаема – можно лишь удовлетвориться какими-то половинчатыми мерами. А в условиях современного средненького класса так и вообще кажется, что к ней и не подступиться.
Оригинальное название хорошо передает эту агонию «запертого» учителя – с одной стороны его человеческие чувства, с другой – профессиональные требования и ограничения. Наверное, любой рефлексирующий человек, хоть раз долго преподававший (необязательно подросткам) знаком с этим чувством. Фильм помогает терапевтически пережить его, а еще вернуться к извечным противоречиям – что из личного контекста ученика должно влиять на мою учительскую позицию, а что я имею права оставить за скобками? Может ли быть мой преподавательский процесс определяющим для ученика, или это всегда его личная жизненная траектория? И вообще, насколько мы, преподаватели, можем быть уверены в своем восприятии способностей ученика?
И, самое главное, что делать, если мы неизбежно, но ошибаемся время от времени.
личное vs общественное
Неожиданный пятничный #bookreview посвящен теме, которая волнует меня едва ли не больше образования – теме материнства. Как обычно, прежде чем я смогу что-то осмыслить и сформулировать, я (не)много читаю – и сегодня хочу поделиться текстом, который помог мне частично разложить по полочкам сложную гамму чувств и мыслей, накопленных за последнее время.
Речь о книге Adrienne Rich «Of Woman Born: Motherhood as Experience and Institution». Она написана еще в далеком 1976, но текст не кажется устаревшим, по-крайней мере для меня как человека, погруженного в феминистический дискурс по касательной. Основной аргумент Adrienne в разделении материнства как личного опыта женщины и как институализированной социальной практики. В первом случае это вдохновляющий, наполняющий и трансформирующий опыт, который проживается как субъективное становление (из женщины в маму). Во втором же случае, опыт материнства принадлежит не женщине, а патриархальному обществу, в котором она оказывается функцией для воспроизводства потомства.
Получается, что один и тот же опыт существует одновременно в двух измерениях, личном и социальном. Ну и что такого, скажете вы, такое разделение применимо, например, к религии – есть личная вера человека, а есть институт церкви, который пытается монополизировать все, что с этой религией связано. Однако Adrienne настаивает, что в случае любого другого институализированного опыта, человек может его избежать, потому что эта институализация материальна. У религии есть церковь, у познания – школа, у любви – штамп в паспорте. Это материализованная институциональность позволяет, при желании, провести грань между личностью и обществом: вот здесь любовные отношения – мое личное переживание, а вот здесь я становлюсь зарегистрированной ячейкой общества. Про большом желании можно института избежать вообще: не посещать церковь, не ходить в школу, не регистрировать брак – при этом продолжать полноценно оставаться частью общества и молиться, учиться и любить.
У материнства же нет такого «института», из которого можно сбежать. Есть множество хаотичных островков, огибая которые можно заявлять право на свой личный опыт (не медикализированные роды, а рождение дома, например), но в целом личное переживание глубоко вплетено в социальную ткань жизни. В результате получается, что твой ребенок – и правда немного «дело общественное», а ты занимаешь (неблагодарной, тяжелой и неоплачиваемой) репродуктивной работой, в процессе которой при этом испытываешь духоподъемные эмоции. Полнейший парадокс.
Отталкиваясь от аргумента Adrienne, я размышляю, что возможно именно из-за такого спутанного статуса материнства возникают все споры об абортах (когда и почему женщина может принимать решение о своем теле, а когда и почему может или не может вмешиваться государство); о правах родителей (например, где и почему школа может поступать наперекор их желанию); о правах самой женщины в конце концов (например, не будем показывать пальцам в каких странах, при определенных обстоятельствах жизнь новорожденного ценнее жизни женщины, если приходится выбирать). Чем патриархальнее общество, тем больше оно узурпирует институт материнства, не оставляя женщине пространства личного переживания. Но непатриархальных обществ не существует, поэтому в той или иной степени проблема актуальна и для женщины в Европе, и на Ближнем Востоке. И это мы еще не касались темы личность ребенка, который вообще-то отдельный человек и граница становления которого довольно размыта – где он часть личного опыта материнства женщины, а когда уже полностью независимый человек и, самое главное, как навигировать in-between?
Пока что больше вопросов, чем ответов. Но заинтересованным в теме книгу рекомендую 👌 а что вы читали/читаете про материнство или родительство?
от сохи к недрам науки
Четыре года назад я участвовала в онлайн-школе InLiberty про устройство демократии (и ее альтернатив). Забегая вперед, это было последней каплей (в хорошем смысле!), после которой я решила поступать именно на политическую социологию образования. В школе мы много читали и много обсуждали прочитанное, играли в учебные игры, дебатировали и зависали до глубокой ночи в знаменитой «курилке» (ветке слэка, в которой обсуждение было организовано как в курилке – интимно обо всем и ни о чем). Несмотря на курсы и политологии, и философии в университете, для меня было много нового, вдохновляющего, расстраивающего и сбивающего с толку. Но больше всего мне не хватало приземления в интересующую меня область – образование.
В тот период мне стало очевидно, что с инструментальным уровнем в проектировании все более или менее понятно: вот есть методика, вот правила ее применения, вот ограничения. Сделав десятки программ, проведя сотню часов преподавания и проконсультировав бесчисленное множество команд, для меня оставалось покрытым мраком понимание фундаментальных аспектов. Как образование связано и зависит от внешнего контекста, в котором оно проектируется и реализуется? Почему мы, с одной стороны, верим нереалистичным обещаниям в обучении, а с другой – опрометчиво считаем, что «сделать курс может любой»? Почему большая часть формального обучения отбивает мотивацию даже у самых стойких – вряд ли это так намеренно задумано? Кто придумал профессионально самоопределяться в старшей школе, и кому это выгодно (ведь точно не детям)? Ответить на эти вопросы могли история, политология, социология, но уже никак не педагогика/андрагогика или даже психология. Так я вступила на скользкую дорожку изучения образования как феномена, пересекая любые дисциплинарные рамки и погружаясь в любую мало-мальски полезную теорию.
Спустя четыре года InLiberty больше нет, как и многих других замечательных интеллектуальных проектов. Зато есть новые – например, Новая школа политических наук, в которой, помимо Основ политики, в этом сезоне еще много интересных курсов от политической истории до гендерных исследований. Начинается учебный год, а значит и время подачи заявок – поступить на программы НШПН можно до 18 сентября.
К слову, коллеги пошли дальше и приземлили таки политическую линзу в образовательное – в новом проекте «День учителя». Это и онлайн-курсы (например, про альтернативное образование от Михаила Эпштейна) и методические группы для учителей-предметников (например, для словесников и историков). Мне кажется, в условиях тотального вакуума в разностороннем педагогическом обучении «День учителя» – это глоток свежего воздуха. Заявки принимаются до 31 августа – как обычно это бывает в образовании, до 1 сентября надо успеть приблизительно все.
Делитесь своими планами обучения – какие новые классные, интересные интеллектуальные проекты появляются, где вы планируете участвовать в новом учебном году? Соберем подборку:)
встречайте – новая лаборатория чтения
Ну что ж, время немного приоткрыть карты и рассказать о моей осенней задумке. Вдохновившись опытом в Кембридже, участием в онлайн ридинг группах по всему свету (от Утрехта до Кейптауна) и невероятными текстами, прочитанными за последние годы, я решила сделать Reading Lab – чуть больше, чем онлайн-дискуссии об образовании на стыке классического ридинга и рефлексивной лаборатории.
Каждая встреча посвящена определенной теме в образовании, которую мы изначально формулируем как проблемный вопрос, а научные статьи, философские эссе и даже художественные произведения будут помогать нам углубиться в тему накануне. Встретившись в уютном зуме раз в две недели мы, как следует подготовившись, будем дискутировать по теме, опираясь как на изученные источники, так и на свой личный опыт, а в заключении обсудим «что все это означает лично для меня».
Я буду модерировать каждую из встреч, а еще помогу с точкой входа: каждая встреча будет включать в себя предварительный лонгрид по теме, суммирующий ключевые дискурсы и позиции, и небольшую лекцию-интро. Такое введение будет подспорьем для тех, кто неуверенно читает на английском или давно не сталкивался с зубодробительными текстами. А чтобы обсужденное на встрече точно улеглось, по итогам каждой будет небольшое резюме с выводами и дальнейшими вопросами.
О чем мы будем говорить целых три месяца, с 22 сентября по 15 декабря? Мы сформулировали 5 тем, которые затронем в этом сезоне: когнитивистика, аффективный поворот, нейроразнообразие, education in emergencies и либертарная педагогика. Шестую тему будут выбирать участники лаборатории, но подглядеть лонглист можно уже сейчас, заполняя анкету предзаписи.
Регистрация откроется через десять дней, но уже сейчас можно отметить свой интерес – в той самой анкете. Она вас ни к чему не обязывает, но дает возможность получить промокод на скидку. Чтобы присоединиться к программе, нужно будет написать короткое мотивационное письмо после открытия регистрации – это позволит нам собрать группу единомышленников с релевантными целями.
Неважно, работаете ли вы в сфере образования или нет – если вам интересно обсуждать сложные вопросы с кросс-дисциплинарной перспективы в хорошей компании, вам точно понравится. Надеюсь, до встречи в сентябре ✨
Подробнее про проект и ссылка на анкету 🤍
августовский диалог
На носу новый учебный год, а вместе с ним и мое возвращение в рабочее русло. По крупицам я уже сейчас начинаю свой comeback: читаю новые (или хорошо забытые старые) исследования, смотрю, что успело выйти за последние месяцы, ментально возвращаюсь в интеллектуальный поток, пытаясь написать еще одну статью в этом году. С одной стороны, это ощущается как что-то очень сложное, как будто я вся метафорически заржевела и немного поскрипываю перед каждым следующим абзацем. С другой стороны, как поделилась одна моя знакомая, вышедшая из декрета сразу на позицию associate professor в престижный голландский вуз – попытка связать мысли в текст становится спасительным кругом в нескончаемом потоке материнских забот.
В своих мытарствах я неоднократно возвращаюсь к мысли о том, как целительна (для души, не уверена на счет postpartum body 😅) неспешное размышление, интеллектуальное созерцание, диалог. Когда есть возможность долго ходить вокруг одной мысли, возвращаться к ней, искать новые нюансы и детали, проговаривая и находя отклик. Во многом прелесть такого въедливого процесса размышления я познавала на академических супервизиях – сначала со своим руководителем, потом когда вела сама со студентами (я рассказывала про это тут). Тогда мне заново открылась простая истина: в поддерживающих отношениях и безопасной среде диалог становится мультипликатором развития, словно бы орошая все остальные процессы роста. Про это есть замечательная публикация, исследующая связь между отношениями, контекстом и развитием (спойлер: первые два существенно влияют на последнее). Мне кажется, во многом за счет этой связи когортные программы, то есть там где люди учатся одновременно от даты до даты и взаимодействуют друг с другом на протяжении обучения, позволяют достигать бо́льших результатов в сравнении с индивидуальным асинхронным обучением («прохожу сам когда хочу»). Мы словно бы заточены на непрерывное стремление быть частью социальной динамики, как фундаментальное условие нашего прогресса.
Правда, взаимодействие взаимодействию рознь. Осенью я задумала сделать одну экспериментальную программу и пытаюсь перенести в нее те вдохновляющие практики диалогового размышления, пережитые мною за годы в Кембридже. А пока она только готовится, мне остается наслаждаться исключительно внутренним диалогом с самой собой (и с текстом в формате word). Может это и неплохо – в конце концов, когда еще у меня будет офис, состоящий из кресла качалки, вида в сад и спящего на ручках младенца.
postpartum update, day 75
В Journal of Comparative and International Higher Education вышел Special Issue, а в нем – моя первая академическая публикация. Первую версию статьи я написала еще год назад, потом она пролежала у редакторов неприлично долго (на мой взгляд) и в марте наконец пришли комментарии ревьеров – переделать приблизительно все. Я вступала в седьмой месяц беременности, тонкая дымка нового статуса по-тихоньку застилала сознание и каждый поход в библиотеку начинал восприниматься как подвиг. Иногда я практически чувствовала, как способность думать и формулировать мысли как раньше ускользает от меня – тогда я присылала текст супервайзеру и она, без особого энтузиазма, но утверждала его как годный. За пару дней до дедлайна я сидела в храме науки, смотрела на свой живот, на текст, на живот и снова на текст и поняла, что лучше я уже не напишу. «Хоть бы не приняли», – подумала тогда я. Но статью приняли, еще пару раз попросили отредактировать по мелочи и, наконец, опубликовали.
Это событие знаменательно совпало с моим интеллектуальным «возвращением»: прошло чуть менее трех месяцев моего нового статуса и postpartum fog ощутимо начал рассеиваться. На днях читала свежую статью (хорошую) из сборника The New University in Exile Consortium – про то как вынужденная эмиграция реконструирует пространственное – и радовалась каждому предложению. Как будто загадочный текст перестал быть неузнаваемым шифром, превратившись, как раньше, в стимул для размышлений и источник нескончаемого удовольствия.
В связи с чем, надеюсь, from now on буду радовать вас своими текстами здесь значительно чаще. Кроме того, на осень у меня запланировано много интересных предприятий, о которых уже не терпится поделиться (но всему свое время!). А пока – буду наслаждаться своим медленным come back’ом, новым маленьким другом и последними летними деньками 🌝
#bookreview
Дочитала наконец на днях «Невежественный учитель» Рансьера, которая вышла в издательстве Гараж на русском. Книженция крохотная, буквально 150 страниц, но cluster feeding вещь неумолимая, поэтому продвигалась я долго. Зато накопила разных мыслей, чем и поделюсь.
Жак Рансьер – 84-летний, довольно известный французский философ, профессор, уроженец Алжира (на тот момент французской колонии), ученик Альтюссера и участник протестов в 68 году. Как и многие его коллеги по цеху, Рансьер исследует процессы политической и социальной эмансипации, равенства и отсутствия иерархий. Отсюда его интерес и к педагогическим подходам, практикующим освобождение, поскольку образование Рансьер видит как ключевой инструмент изменений.
В «Невежественном учителе» Рансьер делает очень интересный ход: он пересказывает эксперимент Жозефа Жакото (1818 г) и далее практически как сторонний наблюдатель развивает свои идеи образования как эмансипации. Эксперимент Жакото заключался в следующем: будучи приглашенным профессором в Лувенском университете (Левен, Бельгия), он читал лекции на французском, в то время как основной язык студентов был голландский (фламандский) (опустим, как такое вообще могло быть, но после знания о том, что Жакото преподавал «анализ, идеологию, древние языки, чистую и трансцендентную математику и право» у меня больше нет вопросов 😅). Не зная голландского и не умея преподавать французский (как предмет), Жакото раздал студентам свежевышедшее издание популярного романа «Телемак» на двух языках и предложил выучить новый язык просто сравнивая слова, фразы и предложения на родном языке и на французском. Так как студенты справились (они в результате могли пересказать на новом языке этого самого Телемака, но осталось неясно, смогли ли они слушать лекции в итоге), Жакото сделал вывод, что можно учить другого тому, что не знаешь сам. Рансьер развивает эту идею дальше и называет передачу знаний «оболваниванием», в то время как стремиться нужно к «раскрепощению ученика», который самостоятельно осваивает неизвестное (мы бы сегодня назвали это фасилитацией, с некоторыми оговорками). Необязательно учитель – это авторитетный носитель истины, которую надо передать. Важнее верить в интеллектуальное равенство и способность любого ученика пройти путь познания самостоятельно.
Читая про метод обучения новому языку «в прямом диалоге с книгой» я с удивлением обнаружила, что это аккурат метод Фрейре, который тот использовал в обучении письменности крестьян. Оба подхода строятся на том, чтобы узнавать известное в новом: например, я знаю как пишется мое имя, то есть мне известны буквы в нем, значит я могу увидеть и узнать эти буквы в других словах, изучить эти слова и так далее. Доподлинно выяснить, пересекались ли эти двое, мне не удалось – книга Фрейре вышла в 1970 (на французском – в 1974), а Рансьер свою опубликовал в 1987, так что вполне возможно, что последний с критический педагогикой был знаком (хотя никаких отсылок и упоминаний, и даже термина такого в «Невежественном учителе» нет). В любом случае, очевидно что идеи обучения, которое освобождает и раскрепощает были довольно популярны в то время и, в условиях кризиса сегодня, снова набирают оборот.
На сайте музея Гаража можно не только купить бумажную книгу в приятной верстке на русском языке, но и послушать выпуск подкаста «Уроки МХК» про педагогические идеи Рансьера. Рекомендую 🫶🏼
школа преподавателей
Когда мы запускали School of Education пять (пять 😱) лет назад, разумеется сразу встал вопрос – а где мы возьмем столько невероятных преподавателей, чтобы реализовать концепцию школы? И дело не только в том, чтобы найти хороших экспертов (это еще полбеды), и даже не только в том, чтобы эти глубокие эксперты умели или научились классно преподавать (что вообще далеко не всегда сопровождает хорошую экспертизу). Целостность школы (и, как следствие, ее образовательного опыта) в едином подходе или, если хотите, ценностной базе преподавательского состава, которая отражается в практике преподавания и работе с материалом. Найти таких “готовых” людей практически невозможно – только совместно строить этот единый дух.
Поэтому в самом начале пути мы создали Школу преподавателя, где учились совместно с будущими преподавателями отвечать на вопрос “что такое хорошее образование про образование и как оно реализуется на практике?”. Спустя 5 лет мои любимые коллеги повторяют эксперимент, опираясь на годы наработанного опыта и целого поколения классных преподавателей, выросших вместе с se. Если вы хорошо разбирайтесь в какой-то теме, связанной с образованием и вам было бы интересно потенциально преподавать в School of Education, подать заявку можно до 16 июня. Участие, разумеется, бесплатное, но необходимо пройти отбор 👉 все подробности по ссылке. Good luck 💙
событие vs операция
Свежеприобретенный опыт репродуктивной работы натолкнул меня на размышления о разных категориях познания. И, казалось бы, тут ничего нового, но когда изучаешь что-то не теоретически (писал об этом еще Charles Reigeluth в моем любимом многотомнике Instructional-design Theories and Models), и даже не практически, а на собственном опыте как студент, многие нюансы приобретают иные краски.
Концептуально скилловое обучение (то есть посвященное развитию конкретной группы прикладных навыков) можно разделить на две категории в зависимости от содержания: процессное и событийное. Процессное, как можно догадаться, крутится вокруг содержания-процесса. Например, заваривание чая – это процесс из нескольких этапов, когда мы совершаем серию операций, чтобы прийти к результату.
У событийного же обучения есть набор ситуаций (а не операций), с которыми мы столкнемся. Например, собеседование (умение его проходить) является событийным – есть группа конкретных ситуаций, которые мы учимся проживать/вести себя в них. А трудоустройство в целом уже скорее процессное обучение: мы совершаем ряд операций, чтобы эти собеседования получить и продвинуться в целом в рамках поиска работы.
Принципиальная разница двух таких концептуальных категорий в повторяемости опыта. Я не могу сходить на собеседование и в середине его прервать разговор, попросив пару минут чтобы свериться со своими конспектами, как собеседование пройти – я буду вынуждена прожить весь опыт полностью с теми знаниями, что есть. В случае с трудоустройством в целом, я пойду на следующее собеседование (скорее всего) и перед повторением события смогу совершить цикл обучения (проанализировать ошибки, скорректировать стратегии действия/как выполняю операции), чтобы улучшить свой навык трудоустраиваться в целом, без возможности исправить качество того самого собеседования, как события.
Когда я готовилась к каждому следующему этапу беременности и родам, я постоянно сталкивалась с событийной категорией: я буду вынуждена пережить опыт с теми знаниями, что есть, без возможности исправить и скорректировать этот конкретный опыт. Учиться такому тяжело, потому что если опыта еще нет, студенту всегда непонятно, что именно его интересует, как расставить акценты в материале, что важно или неважно освоить. Для такой группы навыков (которые мы применим в будущем как бы единоразово, без возможности в моменте совершить цикл обучения «действие – ошибка – анализ – исправление») хорошо подходят линейные курсы, рассказывающие об опыте в соответствие с его этапами. Чем более хронологическое повествование, тем лучше, хотя в итоге все равно остается вот это вот «надо было готовиться совсем к другому!»
Процессная же категория – это, например, растить маленького человека уже после. Тут тебе практически одинаковый цикл операций, который постоянно повторяется и если не получилось уложить по науке сегодня, можно попробовать завтра. Такой материал гораздо удобнее осваивать в question-led формате: когда у меня есть разные категории содержания, структурированные вокруг ключевых вопросов, которые может задать студент. Они не отражают последовательность и хронологию опыта (сначала рассказываем, что надо делать, условно, утром, а потом как будет выглядеть день с новорожденным), но помогают быстро сориентироваться в содержании и забрать нужное каждому конкретному студенту. Это больше похоже на базу знаний, где к одной категории я могу возвращаться многократно, а не пройти ее линейно один раз (хотя «увидеть» хронологию всего опыта как одно событие, условное «детство», может быть отличным введением). К слову, таких курсов я не видела, так что если вдруг вы разбирайтесь в нежных малышах (или в целом учите контенту из категории процессов), очень рекомендую подумать о том, как вы про это преподаете.
А я пока пойду оттачивать свое мастерство быть молодой мамой – и буду делиться про это подробнее через свою профессионально деформированную призму и дальше:) ставьте 🔥 если это интересно.
upward & downward
Заключительная тема, которой я поделюсь, касается социальной мобильности. Образование тесно связано с идей продвижения по социальным лифтам, с возможностью за счет определенной институции и/или дисциплины попасть туда, куда не могли дотянуться твои родители. В то время как с одной стороны это действительно так, в работе этих самых лифтов – миллион нюансов и проблем, а сама идея образования как спасительной пилюли довольно сомнительна на практике.
Понятие социальной мобильности тесно связано с концепций меритократии. Якобы современное (западное) общество устроено так, что талантливые и трудолюбивые прокладывают свой путь в счастливое будущее и достаточно лишь быть умным и трудиться, чтобы воспользоваться существующими траекториями перехода из класса в класс, из одного общественного слоя в другой (меня, кстати, воспитали в экстремально меритократической модели мира и я до сих пор сохраняю многие нелепые убеждения, например, что трудом можно добиться всего, что угодно, надо только захотеть – что, как вы понимаете, становится сильным психологическим давлением на представление о собственном успехе в условиях эмиграции и прочих отягощающих обстоятельств).
Моя любимая книга про это – “The tyranny of meritocracy” Мишеля Санделя, которая довольно популярно разбирает, как идея меритократии подрывает общественное устройство (одна из его идей высказана в этом кратком ted). Ключевая его мысль в том, что вера в превосходство таланта формирует узколобое отношение к достижениям: если человек чего-то добивается, он приписывает все лавры успеха себе (игнорируя привилегии, которые у него были на старте и в процессе), а человек, который чего-то не добивается, винит исключительно себя (игнорируя структурные неравенства, которые могли бы ему помешать). Хуже всего того, что меритократическое сознание построено на индивидуальных исключениях (подтверждающих правило), то есть у нас всегда есть единичные примеры людей, которые добились чего-то, несмотря ни на что.
Основной темой исследований в соц.мобильности становится, соответственно, критическая перспектива, которая пытается систематизировать, какие привилегии помогают (и как их максимально расширить), какие структурные неравенства мешают (и как их убрать). Один из примеров, которые я встретила в эссе, меня очень впечатлил: он касался языка. Дети в семьях с образованными родителями вырастают и осваивают другой язык – более сложный, более уточненный, более академичный. Язык обучения, который позволяет им легче осваивать учебный план и быстрее понимать инструкции учителя. Дети из менее благополучных семей и родителей рабочего класса просто не владеют языком в той степени, которая позволила бы им быть успешными в школе (потому что дома так не говорят). Язык учителя, так и язык учебных материалов заточен под ребят, обладающих бóльшим лингвистическим диапазоном и глубже понимающих язык за счет продвинутых диалогов в семье. Казалось бы, отдай ребенка в «хорошую школу» и он всему научится – а на практике оказывается, что все не так просто. И, возможно, первый шаг – это декомпозиция собственного опыта и понимание тех привилегий и ограничений, которые помогают или мешают на протяжении всей жизни.
общество риска
Одной из теорий, разбираемых на упомянутом модуле, является теория «общества риска» немецкого социолога Ульриха Бека. В своей книге "Risk Society: Towards a New Modernity" он рассуждает на тему того, какое место риск и управление им занимают в современном обществе и как это влияет на социальные структуры.
Что значит общество риска? Бек понимает под ним парадоксальную взаимосвязь прогресса, который приводит все к новым неочевидным рискам и обсессии управления ими, как на глобальном, так и индивидуальном уровне. С одной стороны, мы (как социум) провоцируем все больше и больше непредвиденных рисков, с другой стороны, мы стремимся все больше и больше их контролировать. При этом разные группы интереса приоритезируют разные риски, выстраивая на этом свою политическую риторику.
Парадоксальность взаимосвязи заключается в том, что управляя одним риском, мы провоцируем другой – и (часто) до момента наступления производного невозможно оценить, какой из рисков был весомее. Одним из примеров, которые разбирали студенты, был локдаун во время ковида: в момент закрытия школ эта мера была предпринята для управления риском распространения эпидемии. Однако такое решение породило следующий каскад проблем, в том числе падения уровня благополучия учеников, рост количества учеников, отсутствующий на уроках, более сильное отставание учеников из неблагополучных семей от своих сверстников. Получается такая самовоспроизводящаяся спираль – новые интервенции порождают новые риски, все более драматичные и менее управляемые.
У теории Бека есть еще один важный аспект, касающийся роли знания. В современном обществе знание является крайне специализированным: например, я разбираюсь в дизайне образовательного опыта и методах обучения, но гораздо хуже понимаю в организационных процессах обучения с точки зрения L&D или деталях ФГОС для седьмого класса. В то время как моя (и чья угодно еще любая) экспертиза специализирована, проблемы, с которыми сталкивается общество – очень комплексные. Соответственно, когда возникает проблема, ее чаще всего решают теми специалистами, которые есть в доступе, хотя суммы их экспертиз может быть недостаточно, чтобы увидеть все потенциальные аспекты проблемы и последующие риски, возникающие при выбранных решениях. Разные институции, конечно, пытаются создавать альтернативные think tanks (например, у нас есть центр с говорящим названием The Centre for the Study of Existential Risk), но этого, разумеется, недостаточно, чтобы откатить механизм воспроизводства риска.
Как результат такого неполноценного митигирования, ответственность за навигацию по минному полю жизни переходит от институций к человеку. Если раньше можно было полагаться, что вот есть уважаемая инстанция, которая знает, как правильно, то теперь в чужой экспертизе всегда найдется брешь – и чем их больше, тем сильнее не только разнообразие индивидуальных стратегий и практик, но конспирологических теорий (представляю, как мрачно праздновали сторонники последних, когда AstraZeneca отозвали все свои вакцины после доказанного риска тромбоза). Моя супервайзер очень интересно рассуждает в этой статье о том, какую роль начинают занимать университеты в этом карнавале «правд» и как признание разных перспектив на проблему и ее решения может сформировать новый смысл университета.
А пока всем остается только доверять, но проверять и надеяться, что мы не грохнем сами себя по нелепой случайности.
end of academic year
Как перестают работать социальные лифты в старшей школе, что общего у издательств Pearson и Просвещение, почему мы вынуждены доверять экспертам и в то же время – не доверять? И, самое главное, что может объединять эти темы?
Несколько постов назад я уже писала о том, что в этом году супервизировала студенток второго курса бакалавриата – это был мой пробный заход на paper (я бы перевела как модуль) Modernity & Globalisation. Обучение на бакалавриате Кембриджа структурировано так: есть 7 тем, которые разбираются в течение года (по 1–3 лекциям по теме + ридинги в большой группе) и 6 супервизий (встреч), обычно с PhD студентом, в рамках которых дается обратная связи и обсуждается индивидуальное эссе каждого в группе 2–4 человека. Первая встреча – знакомство, последняя – подготовка к экзаменам, за оставшиеся встречи студенты успевают написать и сдать супервизору 5 эссе (по любой из семи тем).
Во-первых, за это время я окончательно поняла, зачем нужно эссе как деятельность в обучении. Подозрения у меня были и раньше (я ведь сама их писала), но когда ты индивидуально сопровождаешь человека и пять раз читаешь его каждый раз новый текст, где он пытается изложить свою мысль, невооруженным взглядом видно, как эта практика развивает мышление. Как из хаотичного набора не связанных мыслей и штампов вдруг начинает прорастать логика, мнение и интересное трактование теоретической рамки. Как уточняются идеи (если студент решит на одну тему писать дважды) или как расширяется диапазон понимания и аргументации. Короче, это чистейшее удовольствие, разве что ужасно трудозатратное – на чтение и комментарии по одному эссе у меня уходило несколько часов, особенно если мысль была интересной и мне хотелось самой углубиться в теорию (значит – перечитать кучу всего), чтобы содержательно посоветовать, как дальше можно идеи развить.
Помимо прочего, так как мои обе студентки – британки, через примеры в их эссе я узнала много нового об особенностях образования тут: от проблемности Ofsted (это как если бы Рособрнадзор пытался быть модным и при этом наполовину частным, и все бы реально ориентировались на его рейтинги при выборе школы/детского сада) до персонажа Vicky Pollard в mini series Little Britain, где она иллюстрирует утрированное представление о рабочем классе. Иллюстрация эта происходит, естественно, в школе – среде, максимально стратифицированной в Британии, где old money и working class практически никогда не пересекутся.
В конце года студенток ждет экзамен, и его форма, честно говоря, не оставила меня равнодушной. После всех этих вдумчивых эссе студенты придут в аудиторию с одной лишь ручкой и за три часа должны будут написать три мини-эссе по тем же самым темам (сами вопросы по темам слегка варьируются, но это непринципиально). Какие именно – остается за студентом, поэтому подготовка строится из того, чтобы выбрать наиболее понравившиеся (проработанные?) топики, свои лучшие аргументы по ним, структурировать и дополнить их, расширить (и запомнить) все источники и цитируемые исследования и потом в экспресс-режиме воспроизвести их в стрессовых условиях. Сначала я была в ужасе, но когда мы начали готовиться, я чуть больше поняла про смысл этого испытания – такой финальный аккорд максимально фокусирует на чистоте аргумента и проверяет именно что не эссе (как финальный продукт), а навык мышления. Последняя супервизия уже прошла, но девушки до сих пор шлют мне свои заметки, которые я комментирую – до дня Х еще несколько недель.
В качестве трех тем для подготовки они выбрали социальную (не)мобильность, как общества риска конструируется через школу и маркетизацию образования (наконец-то у меня появилась легитимная причина углубиться в это!). Если вам интересно, как эти темы раскрываются в образовательном процессе, ставьте ❤️🔥 и я расскажу подробнее про каждую в следующий постах.
В приятной компании оказалась в подборке современных каналов об образовании. Вдвойне приятно, что 90% списка – коллеги и выпускники school of education 😍
Читать полностью…ох уж этот мозг
Когнитивистика уверенно захватывает свои лидирующие позиции: прям-таки бихевиористский revival 60-х. Правда, изучение мозга и сознания все-таки чуть больше нюансировано и вообще, откликается мне в разы больше, чем теории, которые предлагали нам Скиннер и ко в середине прошлого века. Поэтому я с большим удовольствием прокомментировала спецпроект Skillbox про четыре разные теории когнитивистики, важные для проектирования: теория когнитивной нагрузки, кратковременной памяти, двойного кодирования и мультимедийная теория (которая скорее не совсем теория, а набор практических рекомендаций исходя из нашего понимания, как работает восприятие и обработка информации). Очень рекомендую для ознакомления, получилась симпатичная глава учебника для введения в тему. А если вам интересно подробнее, то на FutureLearn есть восьминедельный трек Educational Neuroscience (первый модуль можно пройти бесплатно, дальше по подписке) – отличное продолжение введения в тему 👌🏼
критическое критическому рознь
Мой phd-коллега в Кембридже опубликовал любопытную заметку, которая дооформила мой давний скепсис к курсам по мета-компетенциям (надеюсь все напряглись – сейчас объясню!).
В своей статье он рассуждает об успехах новозеландского образования (его родины) и приводит неутешительные данные: например, 50% восьмиклассников не справляются с нужным уровнем математики и только 65% достигают необходимого уровня умения читать (эти два вида грамотности – читательская и математическая – одни из базовых показателей образованности, измеряемые OECD). Такие показатели, в свою очередь, мешают дальнейшему развитию детей в школе, приводя ко все более и более низким академическим результатам.
Виной тому, предлагает Тейлор, смещение национального фокуса с освоения знания на «широкий спектр компетенций», предложенных тем же самым OECD. Более важными приоритетами в учебном плане становятся «решения проблем», «критическое мышление» или «умение учиться», а традиционное освоение академического (дисциплинарного) знания отходит на второй план. Но как же так, это же ровно то, что питчили на каждой второй (если не первой) конференции по образованию и писали в каждом тренд-репорте: «зачем ребенку геометрия, если он не умеет работать в команде…». Надеюсь, вы уже почувствовали себя обманутыми, но не спешите разочаровываться – дьявол в деталях.
Суммируя свои размышления, автор напоминает о взаимозависимости знания и, в терминах OECD, компетенции. Если бы заметка была white paper, то дальше я бы развила мысль так: именно это отличает, например, финскую систему образования (у которой с показателями грамотности проблем нет, тк финские школьники уверенно держат лидерские позиции) от новозеландской или шотландской. Решение, например, проблем – это не отдельное умение, а вплетенное в деятельность надстройка над, собственно, проблемой, которая, в свою очередь, произрастает из глубокого дисциплинарного знания. Освоение компетенции вне дисциплины – профанация, поскольку для успешного вообще всего чего угодно нужно две вещи: знаниевая основа и прокаченная мета-компетенция (в терминах проектирования). Позвольте привести пример.
Представьте себе группу людей с очень развитым навыком креативный работы в команде: они умеют плавно проходить три стадии брейншторма, не перебивают и поддерживают друг друга в разговоре, фиксируют идеи на стикерах и вот это все. Теперь представьте, что эти люди собрались придумывать идею AI стартапа, хотя никто из них не то что не разбирается в теме – в глаза инженеров не видел. Насколько хорошими будут их идеи? Скорее всего, это будут банальные, поверхностные или даже нерабочие идеи. Потому что для синтеза новой идеи нужна знаниевая база (в этом примере – экспертиза); для решения проблемы – понимание ее структуры и сути; для критического мышления – глубокое погружение в критикуемый материал и так далее.
Конечно, существование компетентностных курсов в отдельности для взрослой аудитории необходимо, потому что многие из них (надеюсь) предполагают, что нужный уровень знаний у аудитории есть. Но разрыв дисциплины и компетенции в школьном (или не дай бог в университетском) образовании (тут у нас алгебра, а тут – problem solving) – это тупик, который вынуждает приоритизировать карго-культ «навыков 21 века». А вот интеграция развития компетенции в дисциплину (учимся решать проблемы в/с помощью алгебры) – это крутой выход, успешно реализуемый многими ведущими школами. Совсем круто, когда это еще и кросс-дисциплинарная работа между несколькими предметами, но это я уже, кажется, совсем размечталась.