4576
Честно и субъективно о политической науке, публичной политике и управлении в России и за рубежом Для обратной связи: @politscience_bot
К моему посту у @moneyandpolarfox нашлась отличная иллюстрация — картина Нормана Роквелла «День выборов». Между прочим, у Ланы Дель Рей есть альбом Norman Fucking Rockwell, где в текстах песен можно услышать и политическую позицию (название альбома обязывает, а время его выхода — тем более). Но я не специалист в области американской политики, да и никаких эмоций и пристрастий в их избирательной гонке не имею. Было много постов моих коллег, где анализируется формируемый имидж кандидатов, их риторика и стратегия команд политтехнологов. Я, в свою очередь, абстрагируюсь от этой дискуссии, потому что считаю вышеперечисленные аспекты не очень значимыми для голосования в условиях политической поляризации.
Поэтому продолжу рассуждать с позиций известных мне моделей, которые ориентируют наше внимание на ряд предикторов, хорошо объясняющих результаты голосования в штатах. Во-первых, на вопрос о том, как избиратели будут оценивать нового кандидата, отвечает несколько исследований ретроспективного голосования на уровне политических партий (1,2,3). В целом, они показывают, что избиратели частично экстраполируют свои оценки инкумбента на партию и, соответственно, его потенциального преемника. То есть упомянутые в предыдущем посте макроэкономические индикаторы всё ещё важны для прогноза голосования за кандидата от демократов (видимо, это будет Камала Харрис). Хотя и в меньшей степени, чем если бы это был Байден.
Во-вторых, хороший предиктор результатов голосования — даже не объем привлечённых средств на избирательную кампанию (здесь как раз учёные не находят значимую зависимость), а разнообразие источников донатов (4). Судя по тем данным, что я вижу, у той же К. Харрис в этом отношении ситуация довольно позитивная.
Так что если отталкиваться от рациональных моделей, то у кандидата от демократов, особенно после замены Байдена, перспективы, на мой взгляд, очень хорошие.
(1) Campbell J.E., Dettrey B.J., and Hongxing Yin. (2010). The Theory of Conditional Retrospective Voting: Does the Presidential Record Matter Less in Open-Seat Elections? The Journal of Politics. 72:4, 1083-1095
(2) Zudenkova, G. (2011). A Political Agency Model of Coattail Voting. DOI: 10.2139/ssrn.1813698
(3) Stiers, D. (2019). Beyond the distinction between incumbency and opposition: Retrospective voting at the level of political parties. Party Politics, 25(6), 805-816. DOI: 10.1177/1354068817744201
(4) Huang T., Shaw D.R., Roberts B.E., and Baek M. (2010). Money that Matters: The Role of Money in Campaigns and Elections. Behavioural & Experimental Economics.
Дорогие подписчики, я возвращаюсь после продолжительной паузы. В последние три месяца меня накрыл "идеальный шторм" из рабочих, бытовых и особенно бюрократических дел (о бразильской бюрократии через призму политической науки я напишу отдельно).
У меня почти 20 заметок в черновиках, так что посты в ближайшее время будут выходить регулярно.
А пока ловите обещанные фото живности, которая обитает в кампусе Университета Сан-Паулу. В реальности разных видов животных и птиц ещё больше, но, к сожалению, камерой смартфона "поймать" всех невозможно.
Дорогие коллеги!
Осталось чуть больше недели до начала международной онлайн конференции "Новая реальность. Новая нормальность. Два года после 24.02.2022”, которую наша команда проводит при информационной поддержке проектов Ковчег, Рефорум, T-invariant и Science at Risk.
Сегодня мы предлагаем вашему вниманию согласованную программу конференции. За четыре дня, с 14 по 17 февраля, пройдут 4 круглых стола, 10 секций и 2 панельных дискуссии. Мы рассмотрим текущие проблемы Russian studies. Обговорим проблемы российского образования. Узнаем много нового про академическую и образовательную эммиграцию, адаптацию и динамику миграционных процессов. Обсудим мобилизацию религиозных практик и образы войны в городском ландшафте. Выслушаем доклады о языках войны и других элементах новой реальности.
Мы продлили регистрацию слушателей до 10 февраля включительно. Приходите сами, зовите друзей и коллег, делитесь ссылкой на форму регистрации для слушателей.
Нас ждет много интересного!
Коллеги обсуждают, что в новых правилах поступления на программу "Журналистика" в ВШЭ запрещено цитировать иноагентов. Мол, Вышка "пробила очередное дно". Но это эмоции.
А что если посмотреть на новое правило с точки зрения общественных наук? Как политолог, занимающийся в том числе проблемами публичного управления, я думаю о стимулах, которые создают нормы.
Что должен теперь сделать абитуриент, который хочет успешно пройти собеседование и избежать аннулирования баллов? Тщательнее изучить всех иноагентов и их произведения, чтобы иметь представление о том, что они написали/сказали, и случайно не сболтнуть лишнего на экзамене.
Хороший пример регулирования, которое задумывалось с одной целью, но, вероятно, создаёт стимулы для обратного действия. Буду теперь использовать в качестве иллюстрации на лекциях.
В самом общем виде разграничение выборов в демократиях и авторитарных режимах проходит по принципу "прозрачные процедуры и непредсказуемый результат" и "непрозрачные процедуры с предсказуемым результатом". Шкалы, конечно, могут двигаться, но в целом, эта логика соблюдается. Мы прекрасно понимаем, какой будет исход президентских выборов в России. Но несмотря на множество дискуссий относительно кандидатуры Б. Надеждина и его перспектив, главное произошло. И уже не так важно, допустят его до выборов или нет. Поясню, как это всё выглядит с точки зрения моделей коллективного действия. Значение здесь имеют три важных аспекта.
1. Выдвижение Б. Надеждина стимулировало обмен информацией в социальных сетях (офлайн и онлайн). В результате вырос социальный капитал тех, кто его поддержал. Люди установили новые связи и укрепили существующие, и таким образом, инфраструктура горизонтальной коммуникации, необходимой для коллективных действий, вероятно, стала более разветвленной и устойчивой.
2. Снижается уровень неопределенности, что очень важно для принятия решений на индивидуальном уровне. Усиливающиеся ограничения свободы слова, результаты нерепрезентативных опросов и другие факторы в последние годы сильно исказили восприятие граждан. Очереди желающих оставить подпись, разговоры и дискуссии, выросшая публичность Б. Надеждина, — всё это снижает неопределенность, даёт более полную информацию и частично разрушает иллюзию большинства.
3. Наконец, на индивидуальном уровне вследствие роста количества и качества социальных связей и роста информированности меняется конфигурация стимулов, ожидаемых выгод и рисков от коллективного действия. Это касается, кстати, не только простых граждан, но и элитных групп, для которых наличие массового запроса на политические изменения тоже имеет значение.
Безусловно, не стоит делать вывод, что эти факторы прямо сейчас станут решающими. Но подчеркну ещё раз: самое важное уже произошло — все три обозначенных выше фактора получили развитие. Когда кто-то принимал решение о том, чтобы дать Б. Надеждину возможность принять участие, видимо, это рассматривалось как способ придать выборам видимость конкурентных. Ну, говорил бы он там что-то, критиковал — это не страшно. Как я уже писал, для авторитарных элит критична не столько свобода слова, сколько потенциал коллективных действий. Этого не предусмотрели, но теперь им понятно, что допускать до выборов его точно нельзя, чтобы не мобилизовать несогласных ещё больше. Но повторю снова: для потенциала коллективных действий участие или неучастие Б. Надеждина в дальнейших электоральных процедурах уже не так важно.
#выборы #методология
The Good, the Bad and the Ugly Performative (часть II).
Действительно, отвечая на обозначенные выше вопросы, нужно иметь в виду следующее. Оценки качества публичного управления во многом пересекаются с оценками демократии. Они ориентированы в первую очередь на анализ качества институтов, инклюзивности процедур и других, важных для демократического устройства (sic!) параметров. И всё это через призму качества для граждан. В этом отношении вопрос качества управления в авторитарном контексте, то есть политических курсов, которые реализуют авторитарные элиты, не может адекватно оцениваться в рамках этой концепции. Тогда уж предпочтительнее анализировать результаты: например, динамику макроэкономических показателей или устойчивость самого режима. Но в таком случае сложно избежать искажений: экономический рост или политическая стабильность могут быть не заслугой элит, а эффектом влияния внешних факторов.
Тем не менее есть подходы к оценке качества публичного управления, которые более применимы и для авторитарных контекстов. Об одном из них я уже писал раньше. В статье The Political Economy of Governance Quality Майкл Тинг предлагает динамическую модель, которая учитывает взаимодействия граждан и государства в процессе запроса и получения государственных услуг (1). В её основе лежит теория очередей (queueing theory) — один из подразделов теории вероятностей. Автор элегантно связывает политические (представляющие интересы социальных групп) и бюрократические процедурные стратегии и разрабатывает подход к оценке качества публичного управления. Данные могут собираться и вне инклюзивных механизмов взаимодействия, но при этом с очень высокой точностью оценок. Такая модель очень даже применима для авторитарных режимов, которые по-разному могут справляться с оказанием государственных услуг. А некоторые, как в России, даже могут демонстрировать успехи в сравнении с демократиями. Ведь если нет желания создавать устойчивые институты демократии, то можно просто дать гражданам качественные процедуры государственных сервисов.
Ещё один подход, который в некоторой степени помогает отстроиться от обозначенных в предыдущем посте проблем, концептуализирует понятие performative governance (2, 3). Государство, потенциал (state capacity) которого недостаточен для удовлетворения запросов граждан, может "делать хорошую мину при плохой игре". Кстати, Иза Динг в своих текстах, посвященных этому феномену, сознательно маневрирует между двумя значениями слова performance — результативностью и спектаклем. Возвращаясь к тому, как это реализуется в России, можно отметить, что разнообразные институты, созданные для извлечения ренты, постепенно стали выполнять и эту функцию. Всякие лиги безопасного интернета и им подобные АНО и фонды создают иллюзию качества управления в значимых для политической элиты сферах. И подчеркну, что делают это пока вполне сносно, формируя одновременно и видимость потенциала государства, и квазиинклюзивные практики.
#методология #публичноеуправление
(1) Ting, M. (2021). The Political Economy of Governance Quality. American Political Science Review, 1-19. doi:10.1017/S0003055421000046
(2) Ding, I. (2020). Performative Governance. World Politics, 72(4), 525-556. doi:10.1017/S0043887120000131
(3) Ding, I. (2022). The Performative State: Public Scrutiny and Environmental Governance in China. Cornell University Press.
А пока многие культурно и/или не очень отдыхают на новогодних праздниках, расскажу ещё интересное о принятии решений.
Все, наверное, слышали про феномен мудрости толпы, когда агрегированные оценки и суждения группы людей оказываются такими же хорошими или даже точнее, чем индивидуальные.
Так вот оказывается, что мудрость толпы может работать даже тогда, когда эта толпа пьяна (1). В описанном авторами эксперименте групповой консенсус выпивших подопытных оказывался таким же точным, как и у трезвых. И конечно же, эти оценки были лучше индивидуальных, сделанных под влиянием алкоголя. Более того, выпивавшие совместно давали более близкие к истинным оценки, чем те, кто пил в одиночку (см. рисунок ⬇️).
В общем, употребляйте умеренно и в хорошей компании.
#юмор
(1) Frings, D., Hopthrow, T., Abrams, D., Hulbert, L., & Gutierrez, R. (2008). Groupdrink: The effects of alcohol and group process on vigilance errors. Group Dynamics: Theory, Research, and Practice, 12(3), 179–190. https://doi.org/10.1037/1089-2699.12.3.179
Как бы ни было очевидно написанное выше, к этой проблеме приходится обращаться регулярно. Поэтому вот ещё один банальный пост на эту тему.
Удивительно не то, что об инкременталистской и дискретной природе политических стратегий приходится дискутировать с теми, кто верит в теории заговора или всесильного Левиафана, но и с коллегами из социальных наук. Правда, бывает, что это одни и те же люди, но об этом как-нибудь в другой раз.
При этом, как мне кажется, в вопросах, касающихся анализа процессов принятия решений и выработки политик, наиболее востребованными в науке можно назвать модели коалиций поддержки (advocacy coalition framework), пунктуационного равновесия (punctuated equilibrium theory) и политического предпринимательства (policy
entrepreneur model). Да, в разной степени, но в этих моделях подчёркиваются (i) сильно ограниченная рациональность в процессе выработки решений, (ii) невозможность получения полной информации (иногда сознательный отказ от этого) и (iii) оптимизация трансакционных издержек на поддержание связей с другими акторами и устойчивую коммуникацию с ними. То есть долгосрочные стратегии, конечно, возможны. Но принятие решений и их корректировка все равно дискретны. А принимающие решения лишь частично рациональны и выбирают из ограниченного числа альтернатив (это и есть инкрементализм).
Не так давно один из ведущих в мире специалистов по Северной Корее Андрей Ланьков сказал примерно то же самое в интервью Ю. Дудю (если ещё не посмотрели, то очень советую — действительно разрушает множество мифов о СК). На определенных этапах руководство КНДР принимало вполне адекватные решения, которые были продиктованы конкретными условиями на тот момент времени. Никто не планировал строить в стране политический режим и экономическую модель, которые там в итоге сформировались. Но так уж получилось...
В этом отношении можно сформулировать ещё два взаимосвязанных вывода.
Во-первых, даже хорошие теории в социальных науках редко могут выступать как "теории всего". Работы Дж. Робинсона и Д. Аджемоглу, Р. Талера и Д. Канемана, Р. Инглхарта и К. Вельцеля, Э. Остром и многих других признаны научным сообществом. Но это это не значит что они объясняют всё.
А во-вторых, следование какой-то идеологии совсем не обязательно приведет к построению общества, которое в этой идеологии принято в качестве целевого. Это на заметку тем, кто критикует идеологии и политические стратегии не по существу, а приводя в качестве примеров те или иные страны.
#методология #публичноеуправление
Изучая работы по институциональным изменениям нашёл интересную статью об эндогенных факторах организационной динамики (1). Это исследование посвящено тому, как формировалось сообщество и правила в англоязычной Википедии.
Автор в самом начале отталкивается от довольно спорного, на мой взгляд, тезиса о том, что большинство исследователей объясняют институциональные изменения влиянием экзогенных факторов. Если речь о публикациях в области менеджмента и теории организации, то здесь трудно не согласиться. Однако в политической науке консенсус в этом вопросе более подвижен. Исследования, в основе которых теория рационального выбора и неоинституционализм, действительно показывают, что внутри организаций в результате кооперации акторов складывается равновесие. И оно довольно стабильно до тех пор, пока институт не испытывает внешнее давление. В то же время, если мы обратим внимание на институты, где преобладают горизонтальные связи (например, парламенты, группы интересов или надгосударственные объединения), то эти выводы точно можно поставить под сомнение.
Именно это и делает автор статьи. Используя методы качественного контент-анализа и картирования процессов (process tracing) он показывает, как в англоязычной Википедии происходят институциональные изменения посредством постоянного взаимодействия участников в процессе обсуждения трактовок норм. Здесь можно выделить четыре основных шага:
1. Выявление норм, которые можно интерпретировать по-разному, и формирование "лагерей" из участников, которые разделяют одну из трактовок. В результате складываются устойчивые группы с плотными связями.
2. Конфликты между группами по конкретным статьям, особенно чувствительных в политическом или научном аспектах (трактовка тех или иных политических событий, гомеопатия и др.).
3. В процессе обсуждений складывается асимметрия сил, и более мощная группа побеждает.
4. Реинтерпретация правил Википедии, которая происходит в связи с победой одной из групп.
В статье демонстрируется, как в результате такого постоянного взаимодействия из статей постепенно исчезает недостоверная информация и ссылки на тенденциозные ресурсы. Кроме того, институциональные аутсайдеры, проигрывающие в этих конфликтных ситуациях, покидают платформу.
Методология исследования и выводы, на мой взгляд, дают хорошую базу для исследований различных политических институтов, элит, политических сетей и т.д.
#методология #сетевойподход
(1) Steinsson S. (2023). Rule Ambiguity, Institutional Clashes, and Population Loss: How Wikipedia Became the Last Good Place on the Internet. American Political Science Review. 1-17. doi:10.1017/S0003055423000138
Пару месяцев назад у меня был спор с коллегой, предмет которого частично затрагивает проблему, обозначенную в предыдущей заметке. Его позиция заключалась в том, что после падения режима исполнители не должны нести ответственность за свои поступки. Я не соглашался, и мои аргументы основывались в том числе и на упомянутой выше концепции. Однако апелляция к работам Арендт или Ролза не встретила понимания, в том числе потому, что мой коллега с ними не знаком. Его основной аргумент был в том, что у исполнителей нет выбора, и им тоже нужно кормить семьи.
Меня как ученого не очень интересует проблема вины и ответственности. В большей степени меня заботят институциональные аспекты. И на мой взгляд, это очень интересная проблематика для политической науки. Если обратиться к социальным практикам, то в современной России в этом контексте я наблюдаю, как минимум два вектора, которые действительно стоит изучать.
Во-первых, это гражданское неповиновение, которое выражается в формуле "по возможности не повиноваться нормам, которые по мнению индивида, нелегетимны и несправедливы". Да, потенциал реализации такой стратегии ограничен возможностями репрессивной машины. Например, кто-то может игнорировать требования Роскомнадзора, а кому-то постоянно приходится указывать свое "иноагентство". Но при этом у такого подхода есть и ещё одно серьезное ограничение — отсутствие консенсуса по всей совокупности таких норм. Обусловлено это персональными оценками того, что легитимно и справедливо, а что нет. И очень часто эти позиции зависят от индивидуальных политических установок.
Во-вторых, даже в лояльной режиму аудитории есть пока внутренний протест относительно того, что нормы применяются избирательно. Устоявшаяся для российского политического режима практика управления посредством права (вместо верховенства права) разрушает легитимность изнутри. Триггером здесь становятся случаи, когда эти нормы применяются избирательно в отношении лояльных граждан. А такая диффузия нелегитимного права должна была рано или поздно произойти, и нет сомнений, что её масштаб будет только расти.
Всё это снова упирается в проблему соотношения легальности, легитимности и справедливости норм. Но представим, что в случае трансформации политического режима встанет вопрос об отмене этих норм. Какими принципами руководствоваться, если нет консенсуса в отношении ни справедливости, ни легитимности? Именно здесь, как мне кажется, и кроется задача политической науки.
К примеру, можно научно обосновать временные границы легальности, которые, вероятно, находятся в районе электорального цикла 2011-12 годов. Нелегальность и нелегитимность тех думских и президентских выборов доказывается методами политической науки. Но допускаю, что в результате научной дискуссии эта граница может быть сдвинута в одну из сторон.
Для выявления консенсуса по вопросам легитимности и справедливости социальные науки тоже обладают соответствующим методическим аппаратом. Да, пока эти вопросы не так актуальны в связи с тем, что трансформация режима пока не предвидится. Но мне представляется, что доказательный подход здесь необходим, чтобы не повторять ошибок предыдущего опыта демократизации в России.
Теперь кратко о результатах исследований из июльского номера Science.
1. Assymetric ideological segregation in exposure to political news on Facebook.
Авторы берут данные по 208 млн американских пользователей ФБ во время избирательной кампании 2020 и сравнивают набор всех политических новостей, которые они могли видеть, с теми, что действительно попали в их ленту и/или на которые они отреагировали. Анализ показывает, что идеологическая сегрегация, и так высокая, растёт ещё больше вместе с потреблением контента, который попадает в ленту. То есть если бы пользователи получали разнообразный контент в ленте, то и поляризация была бы меньше. Кроме того, авторы находят ассиметрию между потреблением информации либеральной и консервативной аудиториями: у консерваторов есть целый кластер новостной "экосистемы", который попадает только в их ленты. Наконец, большая часть информации, которая распознаётся алгоритмами ФБ как фейковая, сконцентрирована в консервативном кластере.
2. How do social media feed algorithms affect attitudes and behavior in an election campaign?
В этой работе используется метод рандомизированного контролируемого эксперимента (RCT), где в течение той же кампании 2020 у одной группы пользователей алгоритмы Фейсбука и Инстаграма работают в обычном режиме, а у другой лента формируется в обратном хронологическом порядке. У второй группы наблюдается снижение активности на платформах, сопровождающееся ростом объема политического контента. Кроме того, в случае Фейсбука контент становится более умеренным. Но интересно то, что при таких изменениях в потреблении информации учёные не обнаружили значимую динамику в политических предпочтениях или поляризации на протяжении всего трёхмесячного периода, пока действовал эксперимент.
3. Reshares on social media amplify political news but do not detectably affect beliefs or opinions.
Здесь авторы тоже прибегают к методике RCT для того, чтобы протестировать, есть ли влияние репостов контента на френдов в ФБ. Исследование проводилось в тот же период избирательной кампании 2020, что и в предыдущих исследованиях. Вполне логично оказалось, что политического контента в лентах стало меньше, так как именно такой репостят чаще, тем более в период активной кампании. Снижается и общее число кликов по ссылкам и реакций. Серьезно снижается и уровень знаний о политической ситуации и политических новостей. Но опять же исследователи на обнаруживают значимый эффект, который отражался бы в изменении политических предпочтений или поляризации.
В целом, интересующимся рекомендую со статьями ознакомиться. Там много деталей и полезных методологических аспектов. Но я бы выделил ещё следующее. Подобные исследования — это большой шаг вперёд в выявлении казуальных механизмов. И то, что учёные получили доступ к прежде закрытым данным, а также к самим алгоритмам, позволило им применить самые современные методологические подходы.
Раньше большая часть исследований такого влияния заключалась в использовании методов сетевого анализа и "прикручивании" сложных объяснительных моделей. Такие подходы давали возможность находить всевозможные корреляции, но каузальные зависимости и механизмы оставались в серой зоне. Нередко, в статьях такие зависимости описывались, но к валидности таких выводов были большие вопросы.
Про Клаудию Голдин, нобелевского лауреата этого года, уже написали многие. Я с её работами не знаком, поэтому по существу мало что могу добавить к словам специалистов. Однако примечательно, что Нобелевский комитет отметил вклад К. Голдин в "понимание положения женщин на рынке труда".
Тем интереснее, что сама К. Голдин лишь третья женщина, получившая премию по экономике. Очень хорошо об этом написал Дмитрий Прокофьев. А я вспомнил, что как-то уже рассказывал об исследовании, посвященном женщинам, трудящимся на ниве экономической науки.
В работе Gender and the Dynamics of Economics Seminars (1) авторы зафиксировали каждое взаимодействие между выступающими и аудиторией на 462 научных и методических мероприятиях в области экономики: от больших конференций до локальных семинаров. Оказалось, что даже в формате академических публичных коммуникаций отношение к женщинам серьёзно отличается. Они получают больше вопросов, чем мужчины, а сами вопросы и комментарии к выступлениям женщин-учёных чаще носят назидательный, а иногда и враждебный, характер.
Коллектив собрал огромный массив данных, поэтому в модель в качестве контрольных переменных включено очень много разных индикаторов. В работе тестируется широкий набор возможных факторов влияния, и все они оказывают значительно меньшие эффекты, чем гендер. Видимо, поэтому в тексте статьи очень большое влияние уделяется именно методам сбора данных. Авторы понимают, что если к дизайну аналитической части исследования придраться сложно, то основная критика может касаться качества данных. В этой части прописано всё очень скрупулезно: и этика, и методика сбора данных в разных контекстах, и возможные искажения (bias), и принципы кодирования с очень детальной операционализацией индикаторов.
Ну, и в этом же контексте ещё одна рекурсия, о которой написали уже несколько коллег (я сначала увидел в Фэйсбуке у К. Сонина). Параллельно с объявлением лауреата на всё том же ресурсе NBER опубликован препринт К. Голдин с занимательным названием Why Women Won.
(1) Pascaline Dupas, Alicia Sasser Modestino, Muriel Niederle, Justin Wolfers & The Seminar Dynamics Collective. (2020). Gender and the Dynamics of Economics Seminars. NBER WORKING PAPER SERIES. Working paper 28494
В своих курсах я часто использую разные игровые модели, с помощью которых можно почти на практике объяснять студентам теоретические и прикладные аспекты изучаемых дисциплин. Дизайн разработанных мною игр часто таков, что в итоге не побеждает никто. Не скрою, я люблю такие ситуации, когда студенты проигрывают. Мне всегда казалось, что именно на ошибках лучше всего учиться, и что разбор неудачных "полётов" более ценен для достижения образовательных целей. В процессе подготовки своего курса для этого семестра я нашёл пример деловой игры, в основе которой лежит "концепция неудачи". И хотя статья Survival!: A Portable Simulation That Encourages Failure (1) опубликована в Journal of Political Science Education, полагаю, что может быть интересна многим, а не только преподавателям политологических дисциплин.
Я уже рассказывал, что регулярно предлагаю студентам простую игру, которая начинается как кооперативная, в которой все могут достигнуть успеха. Однако сами игроки об этом не знают. Если им не удается снять неопределённость, то на одном из первых шагов они, сами того не понимая, могут превратить её в антагонистическую игру с нулевой суммой, где победа одной команды означает поражение других. Почти всегда это и происходит, после чего мы дотошно разбираем, почему так произошло. И приходим к выводу, что мир намного сложнее, чем простая игра с нулевой суммой. Следовательно, и планировать свои действия нужно исходя из сложности, которую предварительно важно понять и проанализировать.
И хотя условиями игры я подталкиваю студентов к этой ошибке, я не раз задумывался, почему это так легко получается. Почему в большинстве случаев они исходят из предпосылки об ограниченном благе — феномене, который подробно описал антрополог Дж. Фостер, изучавший традиционные общества (2)? И чем больше я наблюдаю за тем, что происходит в публичной сфере и в политике, тем чаще замечаю, что эта предпосылка доминирует в общественном сознании. То есть неудачи ничему не учат, а наоборот формируют мнение, что большинство взаимодействий в обществе представляют собой игру с нулевой суммой. Одно дело разобрать провал стратегии в учебной аудитории, другое — проанализировать и отрефлексировать свои ошибки во множестве жизненных ситуаций.
У меня была гипотеза, что "культура поляризации" побеждает "культуру консенсуса". И при этом неудачи, к которым приводит поляризация, не выступают фактором научения в дальнейшем. Наверное, нужно написать в этом контексте о войне, но это будет отдельный пост.
Однако на днях я увидел результаты исследования, которые демонстрируют, что мое предположение довольно поверхностно. В работе Zero-Sum Thinking and the Roots of U.S. Political Divides (3) авторы показывают, что такой тип мышления может иметь корни не только в индивидуальном опыте, но и в истории семьи. А в американском контексте он ещё и влияет на уровень патернализма, поддержку позитивной дискриминации и более строгой политики в отношении иммиграции. Вероятно, здесь многое складывается в связи с недовольством тем, как распределяются блага в обществе. Но, видимо, такое мышление экстраполируется и на многие другие сферы общественных взаимоотношений. И уже это в свою очередь приводит к поляризации — будто мы живём в мире, где есть только чёрное и белое, а выигрыш одного означает проигрыш кого-то другого.
(1) Schoettmer P.L. (2023) Survival!: A Portable Simulation That Encourages Failure. Journal of Political Science Education. DOI: 10.1080/15512169.2023.2167208
(2) Foster, G. M. (1965). Peasant Society and the Image of Limited Good. American Anthropologist, 67(2), 293–315.
(3) Chinoy S., Nunn N., Sequeira S., Stantcheva S. (2023). Zero-Sum Thinking and the Roots of U.S. Political Divides.
Working Paper 31688. https://www.nber.org/papers/w31688
Новая школа политических наук @learn_politics ведёт набор слушателей на курсы осеннего семестра. Всегда рад поддерживать подобные инициативы коллег, в профессионализме которых сам уверен. На сайте НШПН можно подробнее узнать о курсах, преподавателях и условиях.
Кроме того, уже завтра будет день открытых дверей! Преподаватели Школы расскажут о каждом из курсов подробнее в формате открытого диалога.
Регистрируйтесь по ссылке: https://learnpolitics.online/#dod
В Буэнос-Айресе во многих местах можно встретить напоминания о "Грязной войне" — периоде, когда страной правила последняя военная хунта (1976-83гг). Время от времени набредаешь на памятные таблички или мемориалы жертвам политических репрессий. Естественно, это всё наводит на грустные аналогии.
На фото: мемориал, посвященный арестованным и пропавшим без вести в так называемом "Клубе Атлетико" — распределительном полицейском центре, куда свозились задержанные с февраля по декабрь 1977 г. След людей, чьи фотографии размещены на стене, на этом месте теряется. Всего по разным данным за годы правления хунты пропало без вести до 30 тысяч человек. Само здание этого центра было разрушено, и над этим местом сейчас пролегает автомобильная магистраль. Говорят, что власти специально снесли здание, чтобы замести следы. Если я правильно понял, то сейчас там идут работы по поиску останков пропавших людей.
В 2017 году студентка, выпускной бакалаврской работой которой я руководил, изучала, как активность участников американских президентских выборов в социальных медиа влияет на динамику их поддержки. Для этого мы разработали с ней модель, основанную на методологии картирования процессов (process tracing).
Мы разместили на таймлайне кривые поддержки Трампа и Клинтон в течение всей кампании, а потом моя подопечная там же указала все посты, публиковавшиеся кандидатами и ведущими политиками обеих партий. Кроме того, держа в уме основные постулаты теории ретроспективного голосования, мы посчитали необходимым нанести там и множество других событий: от резонансных политических публикаций в ведущих СМИ до важных новостей, которые могут оказывать влияние на динамику поддержки (те, что в упомянутой теории называются irrelevant events). Затем студентка проанализировала этот большой массив собранных данных через призму пары количественных и качественных методов. Можно, конечно, делать скидку на то, что это была всего лишь выпускная работа бакалавра, но основной результат кропотливой работы заключался в том, что значимого долгосрочного влияния на динамику поддержки не было ни у каких событий, новостей и постов в социальных медиа.
В целом, теория ретроспективного голосования, которая многими учёными регулярно тестируется на американских выборах, об этом и говорит (1, 2). Чем лучше динамика макроэкономических показателей, тем больше вероятность, что избиратели поддержат инкумбента (действующего президента) на очередных выборах. И наоборот, в случае ухудшения экономической ситуации происходит смена правящей элиты. То есть американские избиратели ведут себя в определенной мере рационально.
Поэтому когда меня спрашивали о том, как покушение на Трампа повлияет на результаты выборов, я отвечал, что скорее всего никак. Нужно смотреть совсем на другое: на макроэкономические показатели, которые считаются хорошими предикторами результатов голосования в США. Более того, именно здесь кроется более интересная для политологов загадка. При Байдене выросли и американская экономика, и доходы домохозяйств. Но этот рост сопровождался и значительной инфляцией. Соответственно, возникает вопрос: какой фактор для избирателей более значим? Однозначного ответа пока нет. Есть исследования, показывающие, что в разных странах и в разные периоды вклад этих факторов может сильно варьироваться (3). Но оказывается, важен и эффект неожиданности (4). Если избиратели ожидали рост или инфляцию, то роль этих переменных в модели электорального поведения становится меньше. И, наоборот, неожиданные изменения макроэкономических показателей более значимы как предикторы голосования. По моим ощущениям, возникшим на фоне разговоров со специалистами по американской политике и чтения работ по текущей ситуации, рост сейчас воспринимается американцами как нечто само собой разумеющееся, а вот инфляция неожиданно высока. Если делать предположения с таких позиций, то шансы Трампа растут, а резонанс от покушения так и останется в информационной повестке, но не окажет влияния на исход выборов.
О том, что можно сказать с точки зрения политической науки о перспективах выборов в связи с заменой Байдена на другого кандидата, напишу в следующем посте.
#выборы #методология
(1) Fiorina, Morris P. Retrospective Voting in American National Elections New Haven: Yale University Press, 1981, pp. xi, 249
(2) Lewis-Beck, M.S. Economics and the American voter: Past, present, future. Polit Behav 10, 5–21 (1988). DOI: 10.1007/BF009893
(3) Kirchgässner, G. Voting and Popularity. In: The Oxford Handbook of Public Choice, vol. 2. 2016.
(4) Palmer H., Whitten G. (1999). The Electoral Impact of Unexpected Inflation and Economic Growth. British Journal of Political Science. Vol. 29. Issue 4. Pp. 623-629.
Возвращаясь к результатам социологического исследования факторов, влияющих на готовность американцев вступать в отношения, снова задаюсь вопросом. Когда в прикладной социологии кроме традиционных опросов и фокус-групп станет нормой использование других доступных инструментов работы с общественным мнением и обработки данных? Если что, это не критика. Мне действительно интересно и, думаю, рано или поздно это произойдёт. Ведь в современных социальных науках есть множество методических подходов, которые не требуют больших ресурсов. Единственное, что необходимо — это квалификация, позволяющая использовать доступные инструменты на высоком методическом уровне.
И дело тут даже не в методологических ограничениях традиционных методов, а в тех возможностях, которые даёт современный инструментарий. Например, экспериментальные дизайны помогают изучать не только то, что предполагают люди о своих действиях, но и их поведение в реальных/смоделированных условиях.
Чтобы дополнить результаты опроса, о котором я написал, возьмём статью Political Homophily in Social Relationships: Evidence from Online Dating Behavior (1).
Авторы провели два исследования: (a) эксперимент, в котором случайным образом манипулировали политическими характеристиками профилей на сайтах онлайн-знакомств, и (b) анализ "больших данных" о коммуникационном поведении в сообществе онлайн-знакомств. В результате учёные находят убедительные доказательства того, что американцы склонны фильтровать социальные отношения в соответствии со своими политическими предпочтениями. Люди ищут партнеров, которые разделяют их политическую идентичность и степень вовлеченности в политику. И на стремление к сортировке своих связей почти не влияет то, каких взглядов придерживаются они сами.
Согласитесь, что через призму таких выводов результаты опроса можно интерпретировать более точно? В теоретическом же аспекте само исследование привносит и ряд аргументов в дискуссию о политической поляризации американского общества.
#методология
(1) Huber, G. A. & Malhotra, N. (2017). Political homophily in social relationships: evidence from online dating behavior. J. Polit. 79, 269–283. https://doi.org/10.1086/687533
Интересная инфографика, демонстрирующая с кем не готовы вступать в отношения американцы. Несмотря на то, что политические предпочтения (республиканцы и демократы) не так критичны, поддержка Трампа резко снижает желание идти с таким человеком на свидание.
Отдельно стоит обратить внимание на то, что наличие высшего образования увеличивает потенциал поляризации в случае с поддержкой Трампа и республиканской партии, в целом. Зато работает в обратную сторону, если потенциальный партнёр демократ.
Меня регулярно спрашивают о состоянии российского политологического образования: оно стало хуже? Возможно, это прозвучит парадоксально, но я считаю, что не стало. Изменился лишь "ландшафт", а средний уровень, скорее, даже вырос.
Поднялся он за счёт множества инициатив гражданского просвещения. Многие мои коллеги и даже бывшие студенты записывают просветительские видео, проводят публичные лекции, читают собственные курсы, организуют целые онлайн школы и университеты. При этом постоянная конкуренция заставляет быть лучше, а не менее регулярное сотрудничество создаёт для прекрасные условия для совершенствования.
Поэтому напомню, что скоро начнётся очередной учебный семестр в Новой школе политических наук.
На этот раз слушатели могут записаться на такие курсы, как «Основы политики», «Международные отношения в Европе: от Вестфаля до пост-Ялты», «Государственное управление и реформы», «Социальная природа власти и войны», «Политические идеологии: введение» и семинар «История России в гендерной перспективе».
Узнать подробности о курсах и преподавателях, а также записаться можно здесь.
Кроме того, 6 февраля в 19:00 МСК школа проводит день открытых дверей, где преподаватели представят свои курсы и ответят на ваши вопросы.
Утверждение "корреляция не тождественна причинно-следственной связи" (correlation doesn't imply causation) известно многим. Однако в социальных науках не менее острые дебаты идут и вокруг самого феномена корреляции. Особенно это касается разных способов манипуляции данными, которые используют некоторые учёные, чтобы украсить статью выводами о статической значимости результатов проведенного анализа. Даже есть термин p-hacking, то есть подгонка данных, чтобы p-value было меньше 0.05.
Провожу ревизию ряда статей, которые использую в одном из своих текущих проектов, и решил проверить, насколько статистически значимы некоторые результаты. А дальше пришлось копаться и во множестве работ, посвящённых самой проблеме статистической значимости и её интерпретациям в разных социальных исследованиях. Замечу, что дискуссии идут нешуточные, и статей таких очень много.
Но есть одна с большим количеством цитирований, где авторы сформулировали короткий и ёмкий вывод прямо в названии. Не могу не поделиться:
Разница между "значимостью" и "незначимостью" сама по себе статистически не значима. (1)
(1) Gelman A., Stern H. (2006). The Difference Between “Significant” and “Not Significant” is not Itself Statistically Significant. The American Statistician. 60:4, 328-331.DOI: 10.1198/000313006X152649
The Good, the Bad and the Ugly Performative (часть I).
Концепция качества публичного управления широко применяется в политической науке, как для изучения отдельных случаев, так и в сравнительных исследованиях. Используемые здесь понятия good governance и bad governance почти не вызывают сомнений у большинства политологов с точки зрения своего содержания и методологии их измерений и интерпретации. Однако на мой взгляд, здесь всё-таки стоит выделить две проблемы.
Во-первых, многие исследователи априори подразумевают, что существует прямая корреляция между качеством управления и демократическим развитием. Проще говоря, чем выше страна в рейтингах качества публичного управления, тем лучше там обстоят дела с демократией. Но даже если оставить за скобками дискуссию о направлении каузальной связи, тезис о корреляции тоже можно оспорить. Индексы демократии и качества управления сами по себе сложносоставные, а это значит, что лучше рассматривать их компоненты и корреляции между ними по отдельности. Кроме того, частично демократизированные страны (например, электоральные демократии, испытывающие сложности с другими демократическими институтами) даже могут проигрывать автократиям в качестве публичного управления (1).
Во-вторых, критерии демократии и качества публичного управления в некоторых аспектах повторяют друг друга или сильно взаимосвязаны. Здесь нет, конечно, методологической проблемы, но зато в результате возникают сложности с адекватностью перекрёстных интерпретаций и сравнительных исследований. Как быть с целями, которые ставят перед собой авторитарные элиты? Ведь если они их успешно достигают, то на их стратегии публичного управления тоже можно поставить знак качества. Иначе получается, что сам концепт качества публичного управления, тесно связанный с оценкой демократических институтов, привносит свои искажения в анализ недемократических режимов.
На эти размышления меня натолкнула недавняя беседа с коллегами о деятельности в России разного рода активистов, которые отстаивают "традиционные ценности", следят за нравственностью, выявляют врагов государства и т.д. Ведь здесь используется традиционный для good governance инструментарий: делегирование задач институтам гражданского общества в тех сферах, где они могут быть эффективнее государственного аппарата. Да, в некоторых странах это используется для помощи бездомным или решения экологических проблем. А для российских элит (и значительной доли граждан) вполне могут быть приоритетными другие задачи. Почему нет? Если одной из целей публичного управления в современной России элиты видят построение идеологии, то должен заметить, что эти активисты функцию свою выполняют довольно хорошо. Значит ли это, что качество управления в этом аспекте на высоком уровне? Или нам нужно использовать другую рамку для описания подобных феноменов? #методология #публичноеуправление
(1) Tarverdi, Y., Saha, S., & Campbell, N. (2019). Governance, democracy and development. Economic Analysis and Policy. 63: 220-233. DOI: 10.1016/j.eap.2019.06.005
Не верю в разум коллективный
с его соборной головой:
в ней правит бал дурак активный
или мерзавец волевой.
И. Губерман
Разбирая свои архивы наткнулся на фотографию из 2014 года. Я тогда был на стажировке в Городском университете Осаки и во время ужина в ресторане в новостях увидел вот такую инфографику ⬇️. Речь, по-моему, в очередной раз шла о Курилах.
Раньше я бы просто запостил её с хэштегом #юмор. Но сегодня в нашем обществе настолько причудливо смешались феномены кэнселлинга, доносительства и государственной цензуры, что в этой безобидной картинке активные дураки и волевые мерзавцы могут увидеть много всего.
Одни сочтут это пропагандой ЛГБТ, другие — публичными призывами, направленными на дискредитацию... А особо ретивые эксперты, работающие на самый справедливый в мире суд, обязательно увидят здесь публичное распространение заведомо ложной общественно значимой информации.
Поэтому, дорогие подписчики, желаю вам в новом году не встречать на своем пути дураков и мерзавцев! Чем будет их меньше, тем больше шансов на мир и личный комфорт.
Вообще, коллективное действие подробно изучается в социальных науках в совершенно разных контекстах. А недавно я задумался ещё об одном феномене, который пока в рабочем варианте эссе назвал "потоковые действия".
В фильме "Игра на понижение" (The Big Short), описывающем события, которые привели к финансовому кризису 2007-2008 гг, главные герои постоянно поражаются тому, насколько тупы окружающие их участники рынка ипотечного кредитования. Диалоги о глупости системы и людей, в нее вовлечённых, проходят лейтмотивом через весь сюжет. Внутри этой системы нет коллективного действия в традиционном понимании. Но в то же время каждый — от стриптизёрши, оформившей несколько домов в ипотеку, и риэлторов, способствующих "вертолетной" раздаче кредитов, до аудиторов агентств на Уолл-стрит, которые упрямо продолжают давать высокие оценки разваливающимся фондам, — делает свой вклад в итоговый крах.
Парадоксально, но отсутствие коллективного действия совсем не означает, что акторы — каждый на своем месте — не могут действовать в рамках одного вектора. Самое интересное, что все поступают исходя из соображений оперативной рациональности, которую можно критиковать лишь зная всю картину (то есть обладая полнотой информации) и долгосрочные результаты этих действий (постфактум). В самом фильме есть вставка с Ричардом Талером (классиком поведенческой экономики) и Селеной Гомес, которые раскрывают один из аспектов этого "рационального" выбора, который на самом деле совсем не рационален.
Более того, отсутствие коллективной координации, скорее всего, становится одним из факторов, усиливающих негативные эффекты. Причем трансакционные издержки могут быть не такими большими в сравнении с итоговыми потерями. Главным героям требуется не так много времени и усилий, чтобы получить полную информацию и осознать, в какой ситуации находится вся система.
Почему этот пример важен? Мне очень часто приходится разъяснять интересующимся, что во многих процессах нет никакой коллективной стратегии. Была ли у путинской элиты в начале нулевых цель консолидации авторитарного режима? Вряд ли. Это и есть те потоковые действия, где в каждый конкретный момент времени складывается равновесие на основе сильно ограниченной рациональности. Именно в отсутствие коллективных действий и координации равновесие за равновесием приводят к результатам, которые не только не задумывались, но и на начальном этапе считались бы невероятными и нежелательными.
С точки зрения науки, анализ этих процессов требует масштабной декомпозиции и рассмотрения огромного множества этих равновесий по отдельности, а потом уже в совокупности. При этом я не хочу, чтобы эта идея читалась только как критика ТРВ. Можно не соглашаться с самой теорией. Но дело в том, что именно эта теоретическая рамка даёт инструментарий для анализа и такого потокового нерационального поведения. В экономических исследованиях всё это не ново. А вот для политической науки, мне кажется, вполне перспективно.
#методология #публичноеуправление
Университет Сан-Паулу — пространство политического активизма и борьбы за права. Я уже писал о забастовке студентов, которая в итоге длилась целый месяц. Теперь же поделюсь ещё несколькими фотографиями из кампуса. Итак, на фото:
- агитационный плакат, посвященный выборам в актив студенческого движения.
- Ленин, Сталин, Че Гевара, серп и молот — эти символы почти всегда сопутствуют агитации за социалистические идеи, которые в академической среде наиболее популярны.
- серия плакатов в поддержку ЛГБТ и против харрасмента меньшинств.
- объявление в мужском туалете о том, что каждый волен использовать тот туалет, который совпадает с его гендерной идентичностью.
- серия антикапиталистических плакатов, выполненных в стиле WANTED. Кстати, вопрос на засыпку: почему каждому миллиардеру присвоено имя одного из древнегреческих богов?
Система совершенна, пока не придёт за тобой.
"Особое мнение" (реж. С. Спилберг, 2002 г.)
Сегодня Александре Скочиленко назначили 7 лет колонии за то, что она подменяла ценники в магазине. Можно ли было предположить другой исход дела? Несмотря на всю абсурдность вряд ли. И вот это сочетание абсурдности и при этом реальности происходящего оставляет не так много места для размышлений и поиска объяснений.
Есть целое направление исследований, посвященных проблеме репрессий в диктатурах. Но методологические особенности современной политологии обращают наше внимание на институциональные аспекты или упрощённые модели, которые лишь дают объяснительную рамку тому, как авторитарные элиты используют репрессии и находят баланс между кнутом и пряником.
Но что происходит на микроуровне? Ведь репрессивная машина функционирует благодаря действиям вполне конкретных людей. Я уже писал об этом раньше, поэтому скопирую свой старый текст с небольшими правками.
В рассказе Ф. Дика "Особое мнение" и одноименном фильме сюжет разворачивается вокруг работы инновационного правоохранительного института, который называется "профилактика преступлений" (Precrime). Его сотрудники с помощью технологии предсказания предупреждают убийства, которые могут произойти в ближайшем будущем, и наказывают несостоявшихся преступников. Оказалось, что некоторые авторитарные режимы могут не только взять на вооружение технологию "профилактики преступлений", но и пойти дальше - назвать преступлением то, что таковым считать не принято.
Но мне в этом отношении знакомы лишь работы в области моральной философии. Например, Ханна Арендт описывала судебный процесс над нацистским преступником Адольфом Эйхманом. В зоне его ответственности были, скорее, технические процедуры (например, логистика), нежели само истребление евреев. Передавая его аргументы она писала: "Он выполнял свой долг… он не только повиновался приказам, он повиновался закону…" (1).
Мы прекрасно знаем, что это были за законы. Поэтому для общества, в целом, и консенсуса относительно норм, в частности, легитимность тесно связана со справедливостью. Об этом, хотя и немного в другом контексте, писал Джон Ролз в работе "Теория справедливости", критикуя классические подходы к общественному договору (2). В своей концепции он формулирует два принципа, которые отражают консенсус и справедливость норм:
1. Каждый человек должен иметь равные права в отношении наиболее обширной схемы равных основных свобод совместимых с подобными схемами свобод для других.
2. Социальные и экономические неравенства должны быть устроены так, чтобы от них можно было бы ожидать преимуществ для всех, и доступ к позициям в обществе и должностям был бы открыт всем.
Легитимны ли нормы, которые разрушают устойчивые и признанные справедливыми универсальные права? Здесь могут быть диаметрально противоположные ответы. Прежде всего в легитимности будут уверены исполнители, которые выполняют свою роль. А также те, чьи политические взгляды совпадают с логикой применения этих норм.
Но так будет только до того момента, пока казавшаяся совершенной система не придёт за ними.
(1) Арендт Х. Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме / Пер. с англ. С. Кастальского и Н. Рудницкой; послесл. Э. Зуроффа. М.: Европа, 2008
(2) Ролз Дж. Теория справедливости / Пер. с англ. / Под ред. В. В. Целищева. Новосибирск, 1998; Rawls J. Theоry of Justice. London: Oxford. Univ. Press. 1971.
Чуть было не пропустил июльский номер Science, посвященный онлайн социальным сетям и их влиянию на политические процессы. Помимо исследовательских статей в номере есть и редакторские колонки по теме, и полезный материал в разделе Policy Forum. О каждой статье, наверное, стоит написать отдельно. Но, в целом, все они подводят к одному заключению: особенности алгоритмов Фейсбука и Инстаграма не оказывают критического влияния на политическое поведение пользователей.
Учёные провели эксперименты, где смоделировали различные техники алгоритмов выдачи информации в лентах пользователей. Методики рандомизированных контролируемых экспериментов (RCT) уже хорошо зарекомендовали себя в социальных науках, так что к самим моделям вопросов нет. По крайней мере, у меня как неспециалиста. Сравнение контрольных групп и групп, где было какое-то изменение алгоритма выдачи, показало, что значимых измеряемых эффектов нет.
Но особенно меня заинтересовал тот факт, что сами исследования проводились либо работающими в Мета учёными, либо внешними исследователями, которым Мета дала доступ к закрытым прежде данным. Тут-то и открывается простор для конспирологов, которые уличат учёных в том, что они работают на Мета, к которой по этому поводу очень много вопросов у регуляторов. А впереди ещё и множество судебных дел, как в США, так и в ЕС.
В статьях, конечно, авторы отдельно подчёркивают, что результаты отвечают современным научным требованиям к внутренней и внешней валидности. Но даже если не брать во внимание критику от тех, кто мало понимает в конкретных методах, да и вообще в том, как работает наука, даже в научной среде есть большой скепсис по поводу этих работ (именно в одной из таких дискуссий я и узнал про этот выпуск Science). Большая часть негатива складывается из опыта научного сообщества относительно воспроизводства результатов научных исследований: мы это уже проходили не так давно, когда и случился так называемый кризис репликации.
Но я бы обратил внимание ещё на два важных, как мне кажется, аргумента.
Во-первых, опубликованные работы — лишь первые из не менее 16 проектов, которые ещё в процессе реализации. Если не найдены значимые эффекты в случае уже опубликованных примеров, это не значит, что результат будет такой же у других интервенций в рамках экспериментов.
Во-вторых, я специально пообщался со своей коллегой, которая будучи студенткой слушала пару моих курсов, а сейчас уже защитила PhD диссертацию по политическим наукам и работает в одной из множества научных групп в Мета. По ее словам, руководство не только не вмешивается в работу исследовательских коллективов, но и не препятствует распространению результатов, которые могут свидетельствовать о негативном влиянии алгоритмов и социальных сетей, в целом. Безусловно, это слабый пока аргумент, но он из уст человека, которому я доверяю.
Наконец, я полагаю, что в интересах самих платформ давать больший доступ к данным для независимых исследований. Я не уверен, что это может критически сказаться на их бизнес-моделях. Учитывая степень их проникновения во многие сферы современного общества, такие критерии, как прозрачность и подотчетность должны применяться и к ним.
🏴 Республиканизм: политическое сообщество и общее благо
Если вы давно не вспоминали о Римской империи, то... возможно, сейчас самое подходящее время! Так считает Сергей Коретко, выпускник Центра «Стасис», администратор известного блога о философии «Левый консерватор», и приглашает всех на свой курс о политической философии республиканизма.
Теоретическая база для размышлений об общем благе, свободе и сообществе от античности до современности — ровно то, что вы получите, записавшись на этот курс. Но это еще не все! Курс не был бы так интерес без подробного анализа идей республиканизма, их связи с радикальными уклонами в теориях анархо-коммунизма, современных фашизма и либерализма.
Подробнее об этом курсе можно прочитать в канале Сергея «Левый консерватор», а здесь — посмотреть силлабус к курсу. Набор на курс будет идти до 10 октября, так что самое время поспешить!
Работа в Университете Сан-Паулу не перестаёт радовать меня время от времени культурными шоками.
На этот раз — студенческая забастовка. Да! С прошлого четверга студенты, обучающиеся на социальных и гуманитарных направлениях, бастуют. Все занятия, естественно, отменены. Забастовка официальная: есть решение студенческих организаций, а администрация университета была заранее уведомлена.
Требования тоже чётко оформлены. Там, конечно, есть и требование об увеличении стипендиального фонда, но это далеко не главная претензия. Основная — нехватка преподавателей и их перегруженность, отмена нескольких гуманитарных и социальных дисциплин в этом семестре, недопуск студенческих объединений к принятию ряда решений в университете и т.д.
Как исследователю мне интересна сама механика такого протеста и низовой самоорганизации. Во-первых, стоит отметить качество социальных связей, позволяющее осуществлять подобные коллективные действия. Например, мне написала студентка, которая не состоит в движении. Но она попросила перенести запланированную консультацию, так как считает неэтичным по отношению к своим коллегам прийти ко мне ради решения своего частного академического вопроса.
Во-вторых, с институциональной точки зрения, интересна и реакция университета. Требования студентов будут рассмотрены, так как они не только налогоплательщики, которые финансируют работу университета, но и полноправные члены университетского сообщества.
И ещё информация для понимания контекста и сравнения с российскими условиями. "Перегруженные" профессора в университете Сан-Паулу ведут в среднем один-два курса в семестр.
Стипендии студентов бакалавриата действительно небольшие (около 200 долларов США), но многие получают дополнительную стипендию из фондов университета или компаний-партнёров. Именно университетский фонд, как я понял, и просят увеличить студенты. Стипендия в магистратуре уже около $400, а в аспирантуре — $600. Зарплата пост-дока $1600, а профессорские начинаются от $2000 и могут быть $4000 и даже больше.
О профсоюзном движении в российских университетах как раз на днях писали коллеги из научно-образовательного сообщества. Фактически в большинстве случаев это лишь имитационный институт. Я уж не говорю о студенческих профсоюзах. Но ростки самоорганизации есть и здесь. Например, движение Университетская солидарность @unisolidarity. Можно много критиковать и говорить, что в нынешних условиях такое движение бессмысленно. Но я не соглашусь. Я не раз уже писал здесь, что низовая самоорганизация имеет смысл сама по себе даже в авторитарных контекстах, так как позволяет поддерживать устойчивые горизонтальные связи и солидарность. Именно поэтому авторитарные элиты так её опасаются.
#управлениенаукой
И ещё несколько слов про Аргентину. Несмотря на то, что здесь сейчас много иммигрантов из России, нужно понимать экономическую ситуацию. Для тех, кто зарабатывает в долларах, евро или, например, в бразильских реалах, Аргентина очень привлекательна. Жизнь в таком случае здесь значительно дешевле, чем в соседних странах. Но искать работу в академии здесь я бы уже не советовал: зарабатывать будете в песо, и жизнь такой дешёвой уже не покажется.
В стране существует два курса национальной валюты. Официальный курс примерно в два раза отличается от курса на черном рынке, а песо постоянно дешевеет. Например, в первый день своего пребывания я менял доллары по курсу 512 песо за доллар, а через четыре дня уже по 516. Спустя полтора месяца курс уже 735 песо за доллар!
Я почитал ряд научных работ, чтобы разобраться в причинах такой макроэкономической нестабильности. В основном, конечно, исследователи объясняют её причинами, порождёнными долгим периодом неолиберальной экономической политики (1). Она началась с приходом к власти военной хунты, но была продолжена и после её падения. То есть даже демократические элиты продолжали следовать неолиберальному курсу вплоть до дефолта 2002 года. Да и новый экономический курс некоторые учёные характеризуют как пост-неолиберальный (2).
Но есть кое-что интересное не только для экономистов, но и для политологов.
Во-первых, к военной хунте, которая несомненно нарушала права и свободы граждан, вполне благосклонно относились в МВФ, который беспрепятственно давал огромные кредиты. В том числе потому, что аргентинские элиты чётко следовали инструкциям "чикагских мальчиков" — экономической школы неолиберализма.
Во-вторых, есть предположение, что перекосы неолиберального курса не были бы столь критичны без разгрома профсоюзов. После переворота 1976 года одной из первых целей политических репрессий стали именно они. Все дело в том, что аргентинские профсоюзы в 1960-70е годы сформировали устойчивую инфраструктуру коллективных действий. Военные считали мобилизационный потенциал профсоюзов угрозой своей власти, и поэтому постарались этот риск минимизировать, рассматривая любую их активность как политическую. В результате решая политические задачи элиты убрали сдерживающие факторы, которые могли бы минимизировать риски экономических стратегий. И даже после демократизации эта инфраструктура коллективных действий восстановилась далеко не сразу. И вообще вопрос, восстановилась ли.
Такой подход не удивителен для диктатур. Ведь любое неподконтрольное им коллективное действие рассматривается как потенциальный риск. То же самое мы можем наблюдать и в других авторитарных контекстах, в том числе и в России. Но здесь важно ещё и то, что такие стратегии опасны негативными эффектами в долгосрочной перспективе и для национальной экономики, и для самих режимов. Кроме того, реставрация низовых горизонтальных связей и культуры солидарности — дело многих лет даже после крушения режима. А экономические эффекты, вероятно, имеют место ещё в течение более продолжительного времени.
#публичноеуправление
(1) Cooney, P. (2007). Argentina’s quarter century experiment with neoliberalism: from dictatorship to depression. Revista de Economia Contemporânea. V. 11, N. 1. DOI: 10.1590/S1415-98482007000100001.
(2) Undurraga, T. (2015). Neoliberalism in Argentina and Chile: common antecedents, divergent paths. Revista de Sociologia e Política. V. 23, N. 55. DOI: 10.1590/1678-987315235502
Как обычно, поездка на конференцию — это ещё и академический туризм. В этом отношении Буэнос-Айрес, где проходил Всемирный Конгресс политической науки, подошёл идеально. В том числе потому, что здесь есть чем поделиться и по тематике канала.
Прежде всего я бы отметил, что сам Буэнос-Айрес производит противоречивое впечатление. С одной стороны, по архитектуре и городскому ландшафту понятно, что когда-то это была роскошная столица процветающего государства. С другой стороны, сегодняшнее состояние экономики Аргентины оставляет желать лучшего, и это заметно по тому, каким ветхим и неухоженным выглядит почти всё в Буэнос-Айресе.
А на фотографиях к посту — Парламент Аргентины. Совсем недавно @archispilka очень интересно писала о том, как архитектура парламентов отражает политические контексты. А @politicanimalis напомнили в этом контексте об известной работе Ч. Гудселла The Architecture of Parliaments: Legislative Houses and Political Culture.
Информацию к фото и интересные факты допишу в комментариях.
